Иногда мы смотрим по телевизору новости (в основном, погоду) и передачи Лоренса Велка
[31].
Каждый день в пять часов у нас наступает «счастливый час». Мама готовит закуски, а я напитки. Потом мы вместе делаем ужин, а после иногда – попкорн. Порой мы играем в карты. И все равно некая тень, как черная туча, висит над обыденными вещами, которыми мы занимались много лет.
У мамы было несколько микроинсультов, и она уже не может водить автомобиль. Я сажусь за руль, и мы едем по разным делам: в банк, за продуктами, за таблетками для очистки ее вставных челюстей. Я отвожу ее к парикмахеру, который последние 35 лет делал ей «перманент», мы заезжаем к бухгалтеру, подававшему налоговые декларации нашей семьи с 1930-х годов. Мы возвращаемся домой и сидим, глядя на озеро. Иногда мы молчим, иногда предаемся воспоминаниям.
Ей нравится смотреть на озеро.
– Посмотри, как там вода блестит. Словно бриллианты.
– Сегодня сильные волны, правда, Рита?
– Какой красивый фонтан!
– Ты только посмотри, сколько народу сегодня вышло погулять! Видишь ту женщину в смешной красной шляпе?
Неделя неизбежно подходит к концу. Настает последний день, который я проведу в этом маленьком доме. Я встаю пораньше, чтобы успеть пройтись вокруг озера перед отъездом в аэропорт. Мама уже не спит, но еще не встала. Как обычно, я приглашаю ее пойти со мной.
– У меня очень болят ноги. Иди без меня, – с грустью отвечает она.
С тяжелым сердцем я выхожу из дома. Утро прохладное и туманное, видимость не больше ста метров. В тумане я различаю фигуры людей, которые тоже вышли на утренний моцион.
Я три или четыре раза обхожу вокруг озера. Возле дорожки, ведущей к нашему дому, я вижу фигуру в длинном балахоне, которая медленно движется в мою сторону и машет мне.
Я кричу:
– Мама!
На ней длинное пальто, накинутое поверх ночной рубашки.
– Я хотела встретить тебя, Рита. Ты еще один кружок пройдешь?
– Даже и не знаю. А ты составишь мне компанию?
Она молчит. Ее несгибаемый дух почти 60 лет помогал ей ходить по этим местам, ей очень хочется пройтись вокруг озера в последний раз в жизни. Но у нее слишком сильно болят ноги. Я вижу на ее лице эту внутреннюю борьбу. Мама качает головой, с грустью смотрит на озеро и бормочет:
– Ох, Рита… давай… дойдем… вместе… до дома.
Я беру ее под руку, и мы медленно идем к нашему дому. Это наша последняя прогулка в этих местах, и мы обе об этом знаем. Мы начинаем плакать. Я чувствую, как она надрывно дышит. Я вспоминаю все 58 лет своей жизни, связанные с этим озером, и слезы текут у меня по щекам. Мы крепко держимся друг за друга.
Маленький домик встречает нас своим теплом. Сейчас он мне кажется как никогда освященным и наполненным прожитой жизнью. Я с благодарностью вспоминаю все, чему меня здесь научили родители, я счастлива, что моя мать здесь гуляла и что сейчас она рядом со мной.
Я помогаю маме снять влажный балахон и надеть халат. Она дрожит от холода, идет к плите и ставит чайник, который 60 лет ставила на эту самую плиту.
– Давай выпьем чаю, Рита.
Рождение женщины
Мы с папой смотрели, как моя мать сходит вниз по лестнице.
Сперва показались носки ее красных сатиновых туфель на высоких каблуках, потом гладкие, красивые ноги. Мы увидели подол ее серого, как туман, шелкового платья от Chanel. Платье сужалось к затянутой поясом талии, после чего снова расширялось, обрамляя гордую грудь. Мамины плечи были обнажены. Она была воплощением шика 60-х. От запаха ее духов кружилась голова.
Я повернулась к отцу, и меня поразило выражение его лица. Он смотрел на появившееся существо, которое, казалось, уже не было его женой, блестящими глазами, словно пришпиливая ее острой иглой, как бабочку в гербарии. Мама остановилась. На ее губах появилась улыбка.
– Ну, – спросила она. – Как я выгляжу?
– Иди сюда, – произнес – нет, приказал отец.
Я с удивлением смотрела на этих двух людей. Казалось, у них есть общий секрет, которого я не знала и который не имел ко мне отношения. Мне захотелось втиснуться между ними, сделать так, чтобы они обратили на меня внимание.
Я наблюдала, как отец с нежностью набрасывает на плечи матери вечернее пальто. Он наклонился и что-то тихо прошептал ей на ухо, а она запрокинула назад голову. Эта картинка стояла у меня перед глазами еще долгое время после того, как за мамой и папой закрылась дверь.
На следующий день я сидела в папином кресле и ждала его возвращения домой. Я надела мамино платье от Chanel, затянув пояс так сильно, что его дырочки оказались у меня на спине. Опытным путем я обнаружила, что если втянуть живот и выпятить грудь, то получится, что у меня есть бюст. Я терпеливо ждала появления отца, красиво сложив ноги, как делают модели. Я накрасила губы, но выронила губную помаду, которая отскочила от раковины в ванной и прочертила по платью красную полосу. Но я запахнула подол платья так, чтобы полосы не было видно. Когда я услышала звук вставляемого в замочную скважину ключа, то быстро выпятила грудь.
Отец хотел сказать мне, как обычно, «Привет», но заметил, что что-то не так. Он осмотрел мое накрашенное лицо, платье и позу – и улыбнулся.
– Ну, ну, ну, – сказал он. – Мне сегодня сильно повезло! Давай-ка на тебя посмотрим.
Я встала с кресла и, аккуратно ступая, подошла к нему. Отец увидел полоску, прочерченную красной губной помадой на подоле платья. Он нахмурился и с осуждением покачал головой. Только тогда я поняла, что натворила – испачкала любимое, ужасно дорогое мамино платье, которое отец подарил ей на Рождество. Его взгляд резал меня, как ножом…
Но тут он неожиданно нагнулся, посмотрел мне в глаза и прошептал: «Мы быстро растем, а? Скоро ты превратишься в самую красивую девушку в городе. К тебе будет не подойти из-за толпы мальчиков. Верно?»
Потом он подхватил меня на руки. Мамины туфли слетели с моих ног и бесшумно упали на ковер. Я рассмеялась, и папа нежно опустил меня на пол.
– Но ты смотри, слишком быстро не расти, – предупредил он и постучал пальцем по моему невзрачному носу.
И впервые в жизни не назвал мой нос «рассадником веснушек».
Посвящается папе
Мой отец умер через три недели после того, как ему исполнилось 80 лет. Ни одна газета не написала о его смерти и не напечатала его некролог, потому что он ничего не изобрел, не играл в кино и не был несметно богат. Он просто был хорошим человеком. Но о смерти простых хороших людей редко пишут в газетах.
