– Ишь, нос воротит, интеллигент хренов! Санитары для него не люди, небось, из профессоров, свихнулся от большого ума! – похоже, даже недалекий Валера заметил утонченность мужчины.
– Я не профессор, – тихо сказал мужчина, – я простой садовник.
– Садо-о-о-вник? – удивленно протянул Валера и присвистнул. – Первый раз вижу таких садовников! Это же надо! – захрюкал опять мальчуган. – Обычно местные психи из себя президентов корчат или суперзвездами прикидываются, а этот, глянь ты, садовником себя вообразил! Сдохнуть можно!
– Тебе не все равно? – тихо сказала я. При звуках моего голоса мужчина вдруг резко поднял голову и посмотрел на меня. И вдруг его лицо исказилось так же, как и у Ксюши. Он даже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом, переведя взгляд на Валеру, передумал и начал быстро есть.
Гремя пустыми кастрюлями, мы вернулись на пост. Там Валера принялся любезничать с Томой, а меня отправил собирать пустую посуду по палатам. Для этого мне сопровождающий нужен не был. С заданием я справилась быстро и с замирающим сердцем подвезла свою бренчащую тележку к палате Ксюши. Но на этот раз она не сказала мне ни слова, только протянула сжатую в кулак руку к окошку. Как загипнотизированная, я протянула ей свою руку. Она быстро схватила ее и вложила мне в ладонь свернутый в трубочку листок бумаги. Оглянувшись по сторонам, я сунула листочек в карман халата. Ксюша все так же умоляюще смотрела на меня, губы ее дрожали. Кивнув ей, я захлопнула окошко и погромыхала дальше. Следующей была палата этого странного мужчины, но его посуду я забрала, когда Валера привязывал его к кровати, поэтому заглядывать к нему я не стала. Но, очевидно, определив по грохоту, что я прохожу мимо его палаты, он негромко окликнул меня:
– Анна, это вы?
Ну вот опять! Это уже странно! Еще один человек сегодня называет меня Анной! Что, у них обоих одинаковый сдвиг? Такого не бывает. Тогда почему они, словно сговорившись, зовут меня Анной? Я не ответила ничего и еще быстрее покатила свою бренчащую тележку дальше.
И завертелся бесконечный, суматошный день. Забот мне и так всегда хватало, а теперь, когда мне подбросили еще и закрытое отделение, у меня не осталось и минуты отдыха, я крутилась как заведенная. Хорошо хоть, что менять постельное белье надо было только по утрам, днем и вечером я только развезла еду под чутким руководством Валеры. На Ксюшу и ее соседа я старалась не смотреть, они меня нервировали, сердце ныло. Записку, которую передала мне Ксюша, я смогла прочитать только вечером, когда вернулась в свою каморку и без сил рухнула на кровать. Интересно, откуда у нее бумага и ручка, ведь, насколько я знаю, все это строго запрещено, особенно ручки, ими же можно пораниться самим больным или они могут поранить окружающих. Но тем не менее факт остается фактом – все это у Ксюши было. На листке, вырванном из блокнота, торопливым, бегущим почерком было написано:
«Анна, прошу вас, помогите! Я вас узнала. Не знаю, как вы сюда попали и почему работаете санитаркой, но это ведь вы, Анна Лощинина. Вы были в гостях у моей хозяйки, вы журналистка, насколько я знаю. Наверное, вы ведете какое-то журналистское расследование и здесь находитесь инкогнито, поэтому и сделали вид, что меня не знаете. Пусть так, я больше не буду вас звать, вы, когда сможете, сами ко мне обратитесь, хорошо? Только прошу вас, помогите! Нас, меня и Павла, садовника, вы тоже его встречали у Жанны, неожиданно, не дав собраться, увезли из дома Кармановых и привезли сначала в какое-то здание, расположенное в лесу. Нас разделили с Павлом, и я не знаю, где он теперь, меня же через несколько дней привезли сюда и теперь никуда не выпускают, я как в тюрьме. Никто ничего мне не говорит, только еду носят да убирают в комнате, раньше это делала неразговорчивая старуха, а потом появились вы! Анечка, прошу вас, помогите! Я слышала, как этот урод санитар говорил про мужчину из соседней палаты, который буянил. Его вроде привезли одновременно со мной. Пожалуйста, посмотрите, может, это Павел? Оставшись совсем одна, я поняла, как мне близок этот человек. Я не смогу без него. Заклинаю вас всем, что вам дорого, помогите!»
Анна Лощинина? Журналистка? Интересно было бы посмотреть на эту Анну, судя по всему, мы с ней очень похожи. Но как же хочется помочь этой славной женщине, она ведь не больная, это сразу было видно, просто обозналась. И мужчина в соседней палате, скорее всего, именно ее Павел, он ведь тоже меня принял за эту Анну. Что же делать? Да еще Валера этот, скунс озабоченный, на Ксюшу, похоже, глаз положил. А деваться ей, бедняжке, некуда. Решено, не знаю, как, но я помогу ребятам. Интересно, кому же они так насолили, что их в психушку запрятали?
На следующее утро во время первого обхода на предмет подсчета подписанного материала я заглянула к Павлу. Он лежал, привязанный к кровати, с закрытыми глазами. Может, спит еще? Шепотом я окликнула:
– Павел! – Его глаза распахнулись, и он приподнял голову, пытаясь увидеть, кто его зовет. Заметив меня, он устало откинулся на подушку и хрипло проговорил:
– Слава богу, я не обознался, это все-таки вы!
– Я знаю, что вы меня принимаете за Анну Лощинину, но поверьте, вы ошибаетесь, я просто похожа на нее, меня зовут Уля, я здесь санитаркой работаю, – торопливо зачастила я.
– А откуда же вы, Уля, знаете, за кого именно я вас принимаю?
– Женщина в соседней палате сказала, она тоже обозналась.
– Женщина? – попытался вскочить Павел, забыв, что привязан. – Как ее зовут?
– Ксюша. Она мне записку передала, про вас разузнать просила.
– Она здесь? – из глаз Павла потекли слезы. Он не мог их вытереть и от этого, от собственной беспомощности, от неожиданной радости – в общем, от всего вместе, он потерял выдержку и забился на кровати, мотая головой из стороны в сторону. Я перепугалась, вбежала к нему в палату и попыталась прижать его, шепча на ухо:
– Тише, тише, успокойтесь, не дай бог, придет кто-нибудь, и тогда лежать вам зафиксированным еще долго. А так я слышала, что сегодня вас собирались на самостоятельный режим перевести, то есть будете свободно по палате передвигаться. Тогда ведь проще вам помочь будет, правда? Ну, пожалуйста, Павел, я обязательно что-нибудь придумаю, обещаю!
Видимо, последний аргумент оказался решающим. Павел перестал дергаться, затих и отвернулся от меня к стенке. Стеснялся своей истерики, дурачок. Да я бы на его месте точно бы свихнулась!
Глава 29
Сегодня в закрытом отделении дежурил другой санитар, Колян. Отличить его от Валеры можно было с трудом, просто однояйцевые близнецы какие-то! Только у Валеры модная прическа под названием «зеркало души», или, проще говоря, гладко выбритая голова, а у Коляна белобрысый ежик, сквозь который просвечивает розовая кожа. Да и весь его облик вызывает у меня стойкие ассоциации – Рождество, снег, во дворе мужики тянут из хлева здоровенного кабана, розового, с белой щетиной. Вот этот кабан и есть Колян. Ты смотри, стихами заговорила! Скоро, того и гляди, поэмы писать начну! Упсик! В голове неизвестно откуда запрыгали строчки:
