«Иуда, сын мой! Тебя похвалят братья твои…» «Зубы его паче молока».
Кто может поминать жену Лотову, если не будет Бог с ним? «Помни-де последнее твое…» А последнее ведь есть что, если не конец и вечность? «Помни последнее твое» сиречь следующее за делами твоими. Все наше исчезает а на место тени вечность… О вечность! Ты одна и свет нам и память. Бесславен судия, не помнящий тебя! Беспамятен тебя забывший богослов! О вечность! Мать тебе память, а ты ее мать… Спящий на Библии, книжник мой, скажи мне, кто и что гнездится в памяти твоей? Какая речь и какая невеста живет и образуется в твоем сем всех морских и воздушных бездн ширшем зеркале? Что то пленяет и веселит твою и Вселенной царицу? Какую царицу? Память (говорю) твою. Пожалуйста, скажи…
Отвечает книжник: «Тьфу! Как не знать сего? Радуга в облаке, красавица в зеркале, а прекрасный Наркисс мой, мир сей видимый в очах моих, будто в двоих зеркалушках, смотрит на себя, амурится и любуется сам собою непрестанно…» А сверх сего ничего ли тебе на память не приходит?
Ответ: «Да что другое какое придет? Ведь что видишь, то и помнишь…» О друг ты мой, знал я сие прежде твоего ответа. Знаю, что ты весь, как Наркисс твой в водах, потопился в наличность. А память твоя где? Во мне. Что она помнит? Все! Как же помнит? Ведь все твое и весь твой вздор (хаос) торчит под носом твоим. Вся твоя рухлядь, весь болван твой, мир сей, лежит на очах твоих, гнездится в твоих зеницах. То едино только помнится, что заочное. Где же твоя память? Ведь у тебя нет ничего заочного. И ныне к чему она тебе? Скажи мне: где такое око, чтоб не было ему на что-либо смотреть? Не может же быть и память, когда нечего ей помнить. Пожалуй, не мучь меня (просится книжник), я ведь помню все то, что сделалось вчера… О бедный, с твоею вчерашнею памятью…
Вчера сие твое уже прошло. Погибла вместе с твоим вечером и память твоя. Все то есть то твое вчера, что уже исчезло, отцвело и не узнает места своего. Если земля твоя есть ничто, как же и не память? Вот се она от земли земная твоя память, послушай: «Лицо Господне на творениях злых, которое потребит от земли зависящую память их». Пожалуйста, проснись! Не весь погружайся в землю! Приложи к ней и то, чего не видишь. А приложишь, если вспомнишь. Тем оно великое, чем нетленное. Нетленное, как невидное. Кто бо может растлить заочное и невидное? И что есть святое, если не удаленное от тления. Сия же есть истинная память: признать, обнять и принять в памятное наше зеркало ту святыню, которая утаена, то есть от тления удалена и паче солнца сияет, то есть всем все оживляет.
«Пойте Господу, преподобные его, и исповедайте память святыни его».
Видишь ли, что святыня и память – неразлучны дружки? А ты ее привязал к проклятию земли.
Святыня и память двойной сей луч есть невечернего солнца. Святыню вера видит, надежда надеется, любовь объемлет сердцем, а память памятует. Четыре сих духа суть одно с вечностью, с бездною нетления, с апокалипсным градом, с незаходимым солнцем. Видишь дым? Вспомни огонь! Видишь мир сей? Вспомни вечность! Что есть мир сей? Дым вечности. Вечность есть огонь, все поедающий.
Глуп ловец на след зевает, олень на память не приходит. А след ведет к оленю.
Глупый книжник на болван смотрит, вечность на память не приходит. А пути к ней ведут. «Пути твои в водах многих».
Библия есть пути его. А ты в пути углубился. Но проснись и припомни. Куда сии следы ведут? Куда сии ноги несут? Вот куда! Наум поет: «Се на горах ноги». Чьи ноги? Благовествующего и возвещающего мир.
Видишь? На горах твой олень. К нему сии следы ведут. К нему сии ноги несут. Возводи же память на горы. Оттуда приходит помощь.
Что есть Лотова жена? – След. Куда она тебя ведет? – Туда, куда сама идет. Идет туда, куда смотрит. Куда смотрит, там ее мысль. Она оглянулась в Содом. Жена и Содом есть то же. Содом значит то, что тайна. Вот куда жена привела – в Содом. А Содом куда ведет? Туда, куда дым восходит. Дым его восходит в небо. Дым его поднялся вверх. Дым, чад, дух, мысль, толк есть то же. Видишь? Куда ведет Содом? Жена и Содом суть ноги. Видишь, что идут на горы? «Се на горах ноги?..»
Но и гора след есть Божий, а куда она возводит? – На Сион гору возводит. Но Сион – гора земная. Она возводит к небесной. Сион на город взирает. Небесная гора на весь мир. Там-то твой Лот обитает! «Гора Сион, в нее же вселился ты». Где же наш Сион небесный? Солнце на весь мир взирает. Вот тебе гора небесная! Солнце истинный Содом есть. Лотова есть жена солнце. В сем болване Лот скрылся. Видит его память чистая. Зрит на него святая вера. Солнце – Содом, а он Сигор. Солнце – жупел, он фимиам. Солнце – ад, а он роса. Солнце западет под землю. В память вечную будет Лот. Он тебе отец и жених. Купидон и ветхий днями.
Примета 1-я
О наставнике
Приходить море сие, великое и пространное, за руководством ангелов Божиих должно. Таков вождь был Рафаил Товии.
Ангел, апостол и истинный богослов есть то же. Но почем знать, кто от Бога послан? Слушай Иеремию (гл. 23, ст. 22):
«Если бы стали в совете моем слышаны, сотворили бы слова мои и отвратили бы людей моих от пути их лукавого и от начинаний лукавых».
Видишь, что посланник от совета Божия есть тот, кто толкует к нравоучению, паче же к вере, без которой и добродетель не добродетель. Таковы суть: Василий Великий, Иоанн Златоустый, Григ. Назианзин, Амвросий, Иероним, Августин, папа Григ. Великий и сим подобные.
[200] Сии-то могли с Павлом сказать: «Мы же ум Христа имеем».
Богословие учит или целит самые тайные в душе начинания, советы и мысли. «Растлели и омерзилися в начинаниях». Начинание, начало, совет, λóγοϛ и Бог есть то же. От совета или главы, как от источника, все наши дела наружу происходят. Если совет добр, то и плоды добрые.
Итак, богословие есть не иное что, как искоренение злых мыслей, или, как Павел говорит, начал и властей. Ведь если два суть человека, земной и небесный, в том же человеке, то и два начала: одно змиино, или плотское, другое Божие.
В прочем те искореняют худые мысли, а на то место насевают слово Божие, семя всех добрых дел, о которых можно сказать: «Начал Иисус творить и учить».
Любовь одна ангельский язык делает действительным.
Примета 2-я
О симпатии, или сострастии, между чтецом и наставником
Начало всему и вкус есть любовь. Как пища, так и наука не действительны от нелюбимого. Итак, из помянутых ангелов избрать для себя одного, который паче прочих понравится. Откушать несколько каждого или некоторых из них. В то время вдруг к одному особливое движение почувствуешь. Одну манну все сии едят: хорош во всех помянутых вкус, но разный.
