В какой-то момент в Москве сообразили, что нельзя компрометировать столь крупного военачальника. Артузов и Стырне получили указание прекратить распространение слухов, компрометирующих Тухачевского. Но вместо того, чтобы сообщить, что военачальник отказался от антисоветской деятельности, эмиграцию информировали, что внутри подполья возникли склоки, Михаила Николаевича оттеснили другие военные и он ушел из монархической организации вместе с частью своих сторонников…
В 1925 году агент ОГПУ бывший царский полковник Александр Николаевич Попов, побеседовав в Берлине с одним из видных эмигрантов генералом Василием Викторовичем Бискупским, доложил в Москву: «Бискупский очень интересовался, что из себя представляют Тухачевский и новые командующие округами. А когда я ему несколькими мазками нарисовал Тухачевского как чистейшего бонапартиста, то он сказал, чтобы мы обещали ему, что государь (имеется в виду великий князь Кирилл Владимирович) его назначит флигель-адъютантом, если он перейдет на нашу сторону в нужный момент».
В 1927 году Попов вместе с другим агентом советской разведки собрался в командировку по европейским столицам. В инструкции, составленной для них, говорилось, что на вопрос, кто возглавит Россию в случае переворота, они должны ответить так: «Считаясь со свойствами характера, с популярностью как в обществе, так особенно в армии, и с жизненной подготовкой, организация наметила на эту роль Тухачевского, который, конечно же, об этом не знает, но окружение его в этом случае настолько подготовлено в нужном направлении, что у нас нет никаких сомнений, что в нужную минуту он будет с нами и во главе нас».
В разговорах с лидерами эмиграции имя Тухачевского возникало постоянно. Таким образом, на Западе утвердилось представление о Михаиле Николаевиче как о лидере военной оппозиции, о чем уже открыто писала западная пресса. Вся эта информация возвращалась назад в Москву по разведывательным каналам и докладывалась Сталину, укрепляя его во мнении, что Тухачевский опасный человек…
Я всегда с изумлением читаю рассказы об агентах влияния, о дьявольских замыслах закулисных махинаторов, которые способны на всё, могут даже государство развалить. Нет уж, ни одна чужая разведка не способна нанести такой ущерб стране, как собственные спецслужбы. История Тухачевского это подтверждает.
В январе 1937 года, в разгар массовых репрессий, уже отстраненный от дел Артузов отправил наркому внутренних дел Николаю Ивановичу Ежову донос: в архивах Иностранного отдела хранятся донесения закордонных агентов, сигнализировавших об антисоветской деятельности Тухачевского и о существовании в Красной армии тайной троцкистской организации.
Что можно сказать об этом поступке Артузова? Он руководил операцией «Трест» и прекрасно знал, с какой целью Западу внушали, будто Тухачевский настроен антисоветски. Но в 1937 году судьба самого Артузова висела на волоске, и он был готов любыми средствами доказать начальству, что еще может пригодиться. Не пригодился. Его расстреляли через два с лишним месяца после маршала Тухачевского…
Двадцать пятого октября 1926 года Кутепов поделился своей радостью с генералом Штейфоном: «Наши дела продвигаются. События разворачиваются, работа внутренних сил идет успешно, но, конечно, вот это происходит не так быстро, как мы бы все захотели. Надо ждать еще года два! Коммунизм в России пережил себя, руководители потеряли почву, поэтому заметались и ищут выхода. Разлад в большевистской партии очень сильно усугубляется».
Знавшие Кутепова люди говорили, что он был создан для строевой службы. На поле боя знал, что делать, и никогда не терялся. Но интриги, заговоры, тайные операции — это ему чуждо. Он сам сознавался: «Держусь от всего подальше и не хочу путаться во все интриги, которые здесь называются политикой».
Но деятельная натура Кутепова не принимала безделья: «Мне кажется, что наше изгнание продолжится еще около двух-трех лет, так как обстановка складывается пока для нас неблагополучно. Сдвиг в Европе произошел в нашу пользу, но, к сожалению, еще недостаточный, чтобы сдвинуть наше общее дело с мертвой точки. До интервенции далеко! Мне кажется, что спасение нашей Родины пока можно ждать только от событий в России… Положение в Совдепии будет ухудшаться с каждым днем, а мы будем приближаться к нашей России». Потому и попался на удочку Якушева, присланного чекистами. Убедиться в подлинности того, что ему рассказывал Якушев, Кутепов отправил человека, которому всецело доверял.
Мария Владиславовна Лыкова окончила Смольный институт. Вышла замуж за поручика лейб-гвардии Семеновского полка Ивана Сергеевича Михно. Он был смертельно ранен на фронте в 1914 году. Получив высочайшее разрешение, Мария поступила вольноопределяющейся в Елизаветградский гусарский полк, была награждена за храбрость. Не приняла власть большевиков. Вышла замуж за сослуживца по полку ротмистра Григория Александровича Захарченко. Он сражался в армии Врангеля и погиб под Каховкой. Она эвакуировалась в Галлиполи.
Плевицкая и Скоблин, как и другие эмигранты, не без восхищения следили за судьбой Марии Захарченко. Поразились, когда в 1923 году она вступила в РОВС.
Мария Владиславовна вновь вышла замуж — за штабс-капитана Георгия Николаевича Радкевича. Осенью 1923 года с документами на имя супругов Шульц они перешли эстонскую границу. В служебной переписке они именовались «племянниками», поэтому Марию Владиславовну ошибочно называют родственницей Кутепова. 9 октября они добрались до Петрограда, а оттуда в Москву. Здесь их опекал один из главных агентов ОГПУ в операции «Трест» Фриц Эдуард Опперпут (настоящая фамилия Упелиньш).
Опперпут родился в Латвии, воевал в Первую мировую, в 1917 году присоединился к левым эсерам, вступил в Красную армию, дослужился до должности помощника начальника штаба внутренних войск Западного фронта. Он тайно помогал злейшему врагу советской власти Борису Викторовичу Савинкову. После поимки Савинкова Опперпут тоже был арестован. Спасая жизнь, изъявил желание сотрудничать с ОГПУ и был привлечен к работе в роли секретного сотрудника.
Его освободили, снабдили документами на имя Эдуарда Оттовича Стауница, включили в операцию «Трест» в качестве одного из руководителей МОЦР — финансового директора. Историки обращают внимание на рекордное количество агентуры в этом деле — чекисты включили в работу полсотни человек.
Чекисты позволили Захарченко и Радкевичу благополучно пересечь границу в обратную сторону, чтобы они убедили Кутепова в реальности подпольной организации. Работали с ними в Москве очень активно. Демонстрировали возможности мнимого Монархического центра. Помощник начальника контрразведывательного отдела ОГПУ Владимир Стырне 5 февраля 1925 года доложил Артузову об успехе операции «Трест»:
«Офицерские союзы в данное время, по сведениям, почерпнутым из разных источников, находятся в состоянии распада. Трест же продолжает переписываться и сохраняет прежние хорошие отношения и с Кутеповым, и с Ник. Ник., и с Врангелем…
Чувствуя шаткость своего положения, Кутепов вызвал племянницу в Париж для своей поддержки, которая, конечно, внесет еще большую путаницу в создавшуюся обстановку, сумеет одновременно должным образом рекламировать Трест, и тем самым мы в Кутепове будем иметь еще более преданного нам человека, а в лице племянницы мы будем иметь такого человека, который будет всегда идти против интервенции, с другой стороны, рекламировать Трест, и, кроме того, будет такой сотрудницей, которая выполнит любое наше поручение с полной готовностью и с абсолютной точностью».
