Бурцев издавал вначале ежедневную газету, ставшую потом еженедельной; позже он перешел на журнал, еще позже на маленький журнальчик, выходивший от случая к случаю, когда заводились деньги. Бурцев был тщеславен, но бескорыстен. Он предпочитал голодать, но от своей фантастической „миссии“ отказаться не мог… Я и сейчас помню его комнатку, кипы газетных вырезок на двух стульях, которые он тщетно стремился разгрузить, чтобы посадить гостя и сесть самому».
Бурцев возмущался пассивностью французской полиции в борьбе с большевистскими агентами в Париже. Особенно его поражало нежелание французов искать советский след в похищении генерала Кутепова.
— Ясно же, что генерал был похищен большевиками! — внушал Бурцев всем, кто желал его слушать. — Начали следствие, были многочисленные допросы, исписали груды бумаги. Но никто из большевиков не был привлечен к делу. Не только никого не арестовали или обыскали, но никого даже не осмелились допросить в качестве свидетеля!
Что же удивляться, заключал Бурцев, что большевики могут и похищать людей, и убивать их, и сухими выходить из воды.
Агент по кличке «Аллигатор» сообщил парижской резидентуре:
«4 февраля 1935 года к Бурцеву явился полковник Федосеенко и попросил выслушать его, чтобы затем, если Бурцев сочтет это нужным, выступить на его защиту.
Федосеенко рассказал всю свою историю относительно своей работы с большевиками, с которыми он связался в Берлине через посредство своего знакомого, а также о том, как он узнал, что с большевиками же работает и генерал Скоблин. Рассказ Федосеенко ничем не отличается от тех по этому делу данных, которые приведены в газете „Последние Новости“. Заявил также Федосеенко Бурцеву и о том, что он подал начальнику 1-го отдела РОВС’а генералу Эрдели подробный письменный по этому делу доклад, требуя назначения расследования.
Впечатление, которое получилось у Бурцева от рассказа Федосеенко, таково, что Федосеенко как будто бы искренен, но, несомненно, в его рассказе есть некоторые неточности и преувеличения, может быть, даже и непонимание сущности того дела, в которое он ввязался. Но не это важно для Бурцева. Для него самым существенным является то, что члены РОВС’а продолжают вести двойную игру с большевиками, действуя при этом не только с ведома, но и, несомненно, даже по указаниям своих высших начальников. Такую игру Бурцев всегда считал недопустимой и преступной, ибо, по его мнению, лица, вступающие в такого рода сношения с большевиками, не могут не сообщать им весьма важные сведения, не получая от них взамен решительно ничего, кроме денег.
По мнению Бурцева, нет никаких сомнений, что именно такого рода двойную игру с ведома Миллера вел и генерал Скоблин, которого теперь разоблачает Федосеенко, который, несомненно, в своей игре с большевиками зашел очень далеко и затем сам испугался, чем только и можно объяснить его признание во всем Миллеру.
Бурцев считает, что так оставить дело нельзя и необходимо печатно протестовать против такого рода приемов руководителей РОВС’а, но для подобного выступления у Бурцева пока средств нет. После 4 февраля Бурцев ожидал к себе опять Федосеенко, но до сегодняшнего дня он к нему не явился. Тем не менее Бурцев не теряет надежды вызвать к себе Федосеенко и получить от него дополнительные сведения для выступления в печати с обвинением руководителей РОВС’а».
Участие в этом скандале еще и Бурцева, к которому в эмиграции прислушивались, тревожило Сергея Шпигельгласа. Он хотел выяснить намерения знаменитого разоблачителя.
Семнадцатого февраля 1935 года к Владимиру Львовичу Бурцеву наведался Павел Павлович Дьяконов. Как он выразился, «для совершенно секретного разговора». Генерал и журналист познакомились давным-давно и были друг с другом откровенны.
Рапорт агента по кличке «Аллигатор» незамедлительно поступил в парижскую резидентуру советской разведки:
«Бурцев сообщил Дьяконову подробности. Федосеенко, видимо, был не особенно доволен приглашением Бурцева и сначала держал себя очень сдержанно, но затем, после заверений Бурцева, что он преследует только одну цель — осветить это дело всесторонне, при чем в нем он считает главными виновниками вовсе не Федосеенко или Скоблина, а руководителей РОВС’а — генерала Миллера и Шатилова, которые не в первый уже раз провоцируют своих подчиненных на ведение двойной игры с большевиками, начал откровенничать и рассказал Бурцеву всё, прося его защитить от тех нападок, которым он в настоящее время подвергается.
Федосеенко сообщил, что в связь с большевиками он вошел по предложению и через посредство некоего полковника Магденко, который заверил его, что в борьбе с большевиками все средства хороши, а потому необходимо использовать имеющуюся возможность войти с ними в связь, чтобы, во-первых, получать от них деньги, а во-вторых, постараться одновременно получить от них сведения, которые могли бы оказаться полезными для борьбы белых с Советами.
Для установления контакта с представителями большевиков Федосеенко был вызван в Берлин, причем деньги на дорогу были ему заранее высланы. Здесь он познакомился с тем, кто должен был являться его руководителем в работе, получил от него задания и возвратился в Париж. Никому решительно из руководителей РОВС’а и вообще кому бы то ни было он в то время о своей связи с большевиками не говорил. Затем в одно из свиданий со своим руководителем он узнал от последнего, что в Париже готовится покушение на президента Думера, причем исполнителем этого покушения должен явиться „полусумасшедший русский эмигрант“. Это заявление очень встревожило Федосеенко, и он тогда же решил предупредить об этом французские власти и послал такого рода предупреждение в виде анонимного письма в Сюрте Женераль.
После убийства Думера, совершенно потерявши голову и очень напуганный, Федосеенко решил рассказать обо всём Миллеру, к которому он и явился. Однако Миллер, выслушав его, не дал ему никаких практических указаний, а только посоветовал ему прекратить всякую связь с большевиками, при этом обещав решительно никому о своей беседе с ним не говорить.
Федосеенко через несколько дней вызвали к генералу Скоблину, который являлся его начальником как глава корниловского объединения. Скоблин сразу же заявил ему, что знает решительно всё относительно его истории от Миллера, но что он не только не советует ему бросать свою работу с большевиками, но, наоборот, очень убеждает его продолжить поддерживать связь с ними, чтобы попытаться получить от них ценные для белых сведения. Одновременно же Скоблин сам заявил Федосеенко, что в этих самых целях он также состоит в связи с большевиками.
Федосеенко решил было последовать совету Скоблина, но через несколько дней, к своему большому удивлению, он получил по почте приказ по корниловскому объединению. Почти одновременно же прервали с ним связь и большевики, и на свои к ним письма он никакого ответа не получал. Такие совпадения событий Федосеенко ставит в определенную связь со своим разговором со Скоблиным и считает, что именно он и предупредил большевиков относительно двойной игры Федосеенко.
В результате всего этого Федосеенко подал генералу Эрдели как начальнику 1-го отдела РОВС’а письменный доклад с подробным изложением всей его истории и с просьбой назначить расследование относительно и его самого, и генерала Скоблина.
