– Пошли отсюда, а? – попросил Рикки.
– Да нельзя! Если он убьет себя, а мы это
увидим и ничего не сделаем, у нас могут быть большие неприятности.
Рикки поднял голову, готовый к отступлению.
– Тогда мы никому ничего не скажем. Пошли,
Марк!
– Просто сиди тихо! – Марк снова схватил его
за плечо и заставил лечь на землю. – Мы не уйдем, пока я не скажу!
Рикки крепко зажмурился и заплакал. Марк покачал
головой, не отводя глаз от машины. Вечные неприятности с этими младшими
братьями.
– Перестань, – проворчал он сквозь сжатые
зубы.
– Я боюсь.
– Ну и ладно. Просто не двигайся, хорошо?
Слышишь? Не двигайся. И перестань реветь. – Марк снова встал на четвереньки и
приготовился ползти к машине.
– Просто дай ему умереть, Марк, – пробормотал
Рикки, рыдая.
Марк взглянул на него через плечо и двинулся к
машине, мотор которой все еще работал. Он пополз по уже слегка примятой траве
так медленно и осторожно, что даже Рикки, переставший плакать, едва мог его
видеть. Рикки следил за дверцей сумасшедшего водителя, ожидая, что она
распахнется, толстяк выскочит оттуда и убьет Марка. Мальчик привстал на
цыпочки, готовый сорваться с места, если придется удирать через лес. Он увидел
Марка уже у заднего бампера. Оперевшись для уверенности на заднюю фару, старший
брат медленно снял шланг с трубы. Вновь трава слабо зашелестела и закачалась.
Через несколько секунд Марк был уже рядом с Рикки, задыхающийся и вспотевший,
но, как ни странно, улыбающийся.
Они сидели под кустом, поджав под себя ноги,
как два кузнечика, и наблюдали за машиной.
– Что, если он снова вылезет? – спросил Рикки.
– И увидит нас?
– Он нас не может увидеть. Но, если он пойдет
в эту сторону, делай все, что и я. Мы исчезнем, не успеет он сделать и шага.
– Почему нам не исчезнуть сейчас?
Марк с негодованием посмотрел на него.
– Я пытаюсь спасти ему жизнь, понял? Вдруг он
увидит, что ничего не получается, и, может, решит подождать или еще что. Разве
так трудно это понять?
– Да он сумасшедший. Если он может убить себя,
он может убить и нас. А это разве так трудно понять?
Марк только покачал головой. Неожиданно дверца
снова распахнулась. Толстяк выкатился из машины, бормоча что-то про себя, и
потопал по траве вдоль машины. Схватил конец шланга, посмотрел на него так, как
будто упрекал за плохое поведение, и медленно оглядел небольшую полянку. Он
тяжело дышал и был весь в поту. Затем взглянул в сторону деревьев, и мальчики
быстро прижались к земле. Он посмотрел вниз и замер, как будто что-то
сообразив. Трава вокруг была слегка примята, и он было наклонился, чтобы
рассмотреть получше, но потом надел шланг на выхлопную трубу и заторопился к
дверце. Казалось, ему было безразлично, следит ли кто за ним из-за деревьев или
нет. Он хотел умереть побыстрее.
Две головы поднялись над кустарником. Они
долго присматривались. Рикки готов был дать деру, но Марк колебался.
– Марк, ну пожалуйста, пошли, – умолял Рикки.
– Он нас почти заметил. А что, если у него есть пистолет?
– Если бы у него был пистолет, он бы
застрелился.
Рикки закусил губу, и на его глазах снова
появились слезы. Ему никогда раньше не удавалось переспорить брата, видно, и на
этот раз не удастся.
Прошла еще минута, и Марк снова задвигался.
– Попробую еще раз и все, ладно? И, если он не
откажется от своей затеи, мы уйдем. Я обещаю, слышишь?
Рикки кивнул без всякого энтузиазма. Брат
снова растянулся на животе и осторожно пополз к машине. Рикки грязными пальцами
вытер слезы со щек.
* * *
Раздувая ноздри, адвокат старался дышать
поглубже. Медленно выдохнув, он старался определить, проникает ли смертельный
газ ему в кровь, начинает ли действовать. Рядом на сиденье лежал заряженный
пистолет. В руке была наполовину пустая бутылка виски. Отпив глоток, он
завинтил пробку и положил бутылку на сиденье. Снова глубоко вздохнул и закрыл
глаза, пытаясь почувствовать действие газа. Как это будет – он просто потеряет
сознание? Записка прикреплена к приборной панели над рулем. Рядом стояла
бутылочка с таблетками.
Он плакал в разговаривал сам с собой,
уговаривая газ поспешить, черт бы его побрал, и убить его, пока он не потерял
терпение и не воспользовался пистолетом. Он был трусом, хотя и упорным трусом,
и предпочитал потерять сознание, надышавшись газа, а не засовывать дуло себе в
рот.
Он еще раз приложился к бутылке и
почувствовал, как напиток обжег горло. Да, газ начал действовать. Скоро все
будет кончено. Он улыбнулся своему отражению в зеркале: план удался, скоро он
умрет, а это значит, что не такой уж он и трус. Чтобы все это провернуть, тоже
нужно мужество.
Плача и бормоча, адвокат отвинтил пробку,
чтобы сделать, может быть, последний глоток. Виски из слишком резко наклоненной
бутылки потекло по губам и бороде.
Никто о нем не пожалеет. И, хотя эта мысль
должна была бы причинить боль, адвоката утешало сознание, что ни один человек
не будет опечален его смертью. Мать была единственным человеком, который его
любил, но она умерла четыре года назад, так что ей он страданий не причинит.
Был еще ребенок от первого, неудачного, брака, дочь, которую он не видел уже
одиннадцать лет, но она в своей секте стала такой же сумасшедшей, как и ее
мать.
Похороны будут скромными. Несколько
приятелей-адвокатов да парочка судей, все в темных костюмах, будут с важным
видом перешептываться под органную музыку в полупустой церкви. Никаких слез.
Адвокаты будут сидеть, поглядывая на часы, пока священник произнесет казенные
слова о дорогих усопших, никогда не посещавших церкви.
На все уйдет не более пятнадцати минут, ничего
лишнего. В записке на приборной доске просьба кремировать тело.
– О-о, – вздохнул он тихо, снова приложился к
бутылке и, делая глоток, заметил в зеркале заднего обзора, как колыхнулись
заросли за машиной.
Рикки увидел распахнувшуюся дверь раньше, чем
Марк что-либо услышал. Дверь открылась резко, как от пинка, и неожиданно
большой и толстый человек с красным лицом побежал вдоль машины, придерживаясь
за нее и рыча. Рикки окаменел от страха и намочил штаны.
