Марк остановился у столика медсестры и вернул
газету Карен.
– Миленькая история, да? – заметила она с
улыбкой. Вся романтика исчезла. Она была так же красива, но изображала
недотрогу, а у него просто не осталось сил.
– Пойду куплю плюшку, – сказал она. – Вам
принести?
– Нет, спасибо.
Он подошел к лифту и нажал кнопку вызова.
Дверь открылась, и он вошел. В этот самый момент Джек Нэнс, сидящий в темной
гостиной, что-то проговорил в микрофон.
В лифте никого не было. Шел седьмой час, и до
настоящей беготни осталось еще как минимум полчаса. На восьмом этаже лифт остановился,
дверь открылась, и вошел мужчина. На нем был лабораторный халат, джинсы,
кроссовки и бейсбольная шапочка. Марк на его лицо не взглянул. Он уже устал от
незнакомцев.
Дверь закрылась, и мужчина неожиданно схватил
Марка и зажал в угол. Его пальцы сжались на горле мальчика. Мужчина встал на
одно колено и достал что-то из кармана. Его лицо находилось в нескольких дюймах
от лица Марка, и оно было ужасным. Он тяжело дышал.
– Слушай меня, Марк Свей, – прорычал он.
Раздался щелчок, и неожиданно в его руке появилось блестящее лезвие ножа. Очень
длинное лезвие. – Не знаю, что наболтал тебе Клиффорд, – быстро проговорил он.
Лифт все двигался. – Но если ты повторишь кому-нибудь хоть одно слово, включая
твоего адвоката, я тебя убью. И твою мать, и младшего брата, понял? Он в палате
943. Я знаю и трейлер, в котором вы живете. И школу я твою видел. – Марк
чувствовал его теплое дыхание с запахом кофе со сливками. Он смотрел Марку
прямо в глаза.
– Так ты меня понял? – спросил он с паскудной
улыбкой.
Лифт остановился, мужчина поднялся и встал у
двери, нож из его руки куда-то исчез. Хоть Марка и парализовало от страха, у
него хватило сил молиться и надеяться, что кто-нибудь войдет в этот чертов
лифт. Ясно было, что мужчина выходить не собирается. Они прождали десять секунд
на шестом этаже, но никто не вошел. Дверь закрылась, и лифт снова двинулся.
Мужчина снова набросился на него и поднес
лезвие ножа к его носу. Он локтем прижал его в угол и неожиданно опустил
блестящее лезвие к талии Марка. Быстро и умело он разрезал ременную петлю,
потом вторую. Он уже сказал, что хотел, теперь настало время для демонстрации.
– Я вспорю тебе брюхо, понял? – спросил он и
отпустил мальчика.
Марк кивнул. В горле стоял комок величиной с
мяч для гольфа, а на глазах появились слезы. Он снова кивнул: да, да, да.
– Я тебя убью. Веришь?
Марк не мог отвести взгляда от ножа. Опять
закивал.
– И, если ты кому-нибудь расскажешь обо мне, я
до тебя доберусь. Понял? – Марк продолжал кивать еще быстрее, чем раньше.
Мужчина опустил нож в карман и достал цветную
фотографию восемь на десять дюймов из-под халата. Он сунул ее Марку в лицо.
– Видел это раньше? – спросил он, теперь
улыбаясь. То был портрет Марка, сделанный в фотоателье, когда Марк был во
втором классе. Он всегда висел в гостиной над телевизором. Марк уставился на
портрет.
– Узнаешь? – пролаял мужчина.
Марк кивнул. В мире существовала только одна
такая фотография.
Лифт остановился на пятом этаже, и мужчина
быстро переместился к двери. В последнюю секунду в лифт вошли две медсестры, и
Марк наконец перевел дыхание. На третьем этаже вошли еще трое и встали между
Марком и человеком с ножом. Мгновение, и мужчина, напавший на Марка, исчез.
Выскользнул в самый последний момент, когда дверь уже закрывалась.
– Ты в порядке? – спросила медсестра,
внимательно глядя на него и нахмурившись. Лифт дернулся и пополз вниз. Она
коснулась его лба и почувствовала, что он весь потный. И глаза у него были
мокрые. – Ты какой-то бледный, – сказала она.
– Ничего, все в порядке, – тихо пробормотал
он, держась за перила, чтобы не упасть.
Вторая сестра тоже посмотрела на него. Они с
беспокойством изучали его лицо.
– Ты уверен?
Он кивнул. Тут неожиданно открылась дверь
лифта на втором этаже, и он прошмыгнул мимо них, оказавшись в узком коридоре,
забитом тележками и инвалидными колясками. Его поношенные кроссовки скользили
по чистому линолеуму со скрипом, пока он бежал к дверям с надписью “Выход”.
Толкнув дверь, он выскочил на лестницу. Он схватился за перила и помчался
наверх, перепрыгивая через ступеньки. Ноги заболели на шестом этаже, но он
побежал еще быстрее. Он проскочил мимо врача на восьмом этаже, не замедляя
бега. Он побил рекорд, карабкаясь вверх, пока на пятнадцатом этаже лестница не
кончилась. Он упал на площадке под пожарным шлангом и долго сидел там почти в
темноте, пока лучи солнца не пробились сквозь маленькое окошечко над его
головой.
* * *
По договоренности с Реджи Клинт открыл офис
ровно в восемь, зажег везде свет и включил кофеварку. Была среда, так что
сегодня была очередь сорта “хараре”. Он просмотрел бесчисленные одно-фунтовые
пакетики с зернами кофе в холодильнике и нашел “хараре”. Положил ровно четыре
ложки в кофемолку. Реджи немедленно узнает, если он ошибется хотя бы на
пол-ложки. Она отопьет первый глоток с видом дегустатора, почмокает губами, как
кролик, и вынесет приговор. Он добавил точное количество воды, щелкнул
выключателем и подождал, когда появятся первые капли. Аромат был
восхитительным.
Клинт любил кофе почти так же, как и Реджи, и
скрупулезность при приготовлении напитка не была ему в тягость. Каждое утро они
начинали со спокойной чашки кофе, за которой строили планы на день и обсуждали
почту. Они познакомились одиннадцать лет назад в центре по борьбе с
алкоголизмом. Ей тогда был сорок один, ему – семнадцать. Они одновременно
поступили в юридический колледж, но он оттуда вылетел, втянувшись в наркотики.
Уже пять лет он ничего не употреблял. Она бросила на год раньше. Им много раз
приходилось выручать друг друга.
Он рассортировал почту и аккуратно положил ей
на стол. Затем налил себе первую чашку кофе на кухне и с большим интересом
прочел статью о их нынешнем клиенте. Как обычно, факты у Слика были. И, как
обычно, он перевертывал их так, как ему хотелось. Мальчики были похожи, только
волосы у Рикки немного посветлее. Он улыбался, демонстрируя отсутствие
нескольких зубов.
Клинт положил газету в центре стола Реджи.
* * *
Если ей не надо было в суд, Реджи редко
появлялась в офисе до девяти часов. Ей требовалось раскачаться, так что в
лучшей форме она бывала часам к четырем и предпочитала работать допоздна.
