Лоб Кликмена покрылся крупными каплями пота.
Он видел, как смотрят на него люди. Лифт еле двигался. Он готов был придушить
Марка.
Нассара зажали в другом углу, и в ушах его до
сих пор звенело от пощечины. Он не мог видеть Марка, но, безусловно, хорошо его
слышал.
– Твоя мама в порядке? – спросила медсестра.
Она стояла рядом с Марком и озабоченно на него поглядывала.
– Ага, у нее сегодня прекрасный день. Но было
бы куда лучше, если бы эти полицейские оставили меня в покое. Они ведь ведут
меня в тюрьму, вы знаете?
– За что?
– Не знаю. Они не говорят. Я никому не мешал,
старался успокоить маму, потому что наш трейлер сгорел дотла сегодня утром, и
мы потеряли все, что у нас было, и тут они появляются без всякого
предупреждения и теперь ведут меня в тюрьму.
– Сколько же тебе лет?
– Всего одиннадцать. Но им на это наплевать.
Они и четырехлетку готовы арестовать.
Нассар тихо застонал. Кликмен не открывал
глаз.
– Это ужасно, – сказала медсестра.
– Вы бы посмотрели, как они бросили на пол
меня и мою маму. Несколько минут назад у палаты в психиатрическом отделении.
Сегодня про это передадут в новостях. Читайте газеты. Этих уродов завтра
уволят. А потом потащат в суд.
Лифт остановился на первом этаже, и все вышли.
Он настоял, чтобы его посадили на заднее
сиденье, как настоящего преступника. Машина была обыкновенным “крайслером”, но
он распознал ее за сотню метров среди других машин на стоянке. Нассар и Кликмен
боялись с ним заговорить. Они сидели на переднем сиденье и молчали, надеясь,
что он последует их примеру. Но не тут-то было.
– Вы забыли познакомить меня с моими правами,
– сказал он Нассару, который старался ехать как можно быстрее.
Никакого ответа с переднего сиденья.
– Эй, вы, придурки! Вы забыли зачитать мне мои
права.
Никакого ответа. Нассар вдавил педаль газа в
пол.
– Вы знаете, как зачитывать мне мои права?
Молчание.
– Эй, тупица! Ты, что в новых кроссовках. Ты
знаешь, как зачитывать мне мои права?
Кликмен с трудом сдерживался. Но он твердо
решил не обращать на мальчишку внимания. Странно, но губы Нассара кривились в
усмешке, еле заметной из-под усов. Он остановился на красный свет, посмотрел в
обе стороны и снова нажал на газ.
– Послушай меня, тупоголовый! Я сам себе их
прочту. Я имею право молчать. Улавливаешь? А если я что-нибудь скажу, вы,
придурки, можете использовать это против меня в суде. Поняли, тупицы? Так что,
если я что-то и скажу, вы, козлы, это забудете. Там еще есть про право на адвоката.
Как насчет этого? Эй, козлики! Как насчет адвоката? Я по телевизору про это
видел миллион раз.
“Козел” Кликмен приспустил стекло, так как
начал задыхаться. Нассар взглянул на его кроссовки и едва сдержался, чтобы не
расхохотаться. Преступник удобно устроился на заднем сиденье и скрестил ноги.
– Бедные идиоты. Даже права мне зачитать не
можете. Здесь в машине воняет. Неужели нельзя вымыть машину? Тут табаком все
провоняло.
– Я слышал, ты не против табака, – заметил
Кликмен и сразу почувствовал себя лучше. Чтобы поддержать приятеля, Нассар
рассмеялся. Они достаточно долго терпели этого сопляка.
Марк увидел заполненную автомобильную стоянку
рядом с высоким зданием. Около здания выстроились ряды патрульных машин. Нассар
свернул на стоянку.
Они быстро провели его через двери и дальше, в
конец длинного холла. Он наконец замолчал. Здесь он был на их территории.
Полицейских здесь кишмя кишело. Кругом висели указатели, направляющие людей в
“Комнату предварительного заключения”, “Тюрьму”, “Комнату для посетителей”,
“Приемную”. Много указателей и помещений. Они остановились у стола с большим
количеством мониторов, и Нассар подписал какие-то бумаги. Марк оглядывался
вокруг. Кликмену почти что стало его жалко. Здесь он казался совсем маленьким.
Они снова куда-то двинулись. На лифте
поднялись на четвертый этаж и снова остановились у стола. Стрелка на стене
указывала в сторону крыла для несовершеннолетних, и Марк понял, что они уже
близко от цели.
Их остановила дама в форме, с блокнотом и
пластиковой биркой “Дорин” на груди. Она просмотрела какие-то бумаги, затем
заглянула в блокнот.
– Здесь сказано, что Марка Свея по
распоряжению судьи Рузвельта следует поместить в отдельную комнату.
– Мне безразлично, куда вы его денете, –
пробурчал Нассар. – Только заберите его поскорее.
Она хмурилась и просматривала блокнот.
– Судья Рузвельт требует отдельных комнат для
всех несовершеннолетних. Думает, что это “Хилтон”.
– А разве нет?
Она проигнорировала вопрос и протянула Нассару
листок бумаги на подпись. Он быстренько изобразил свое имя и сказал:
– Он в вашем распоряжении. И да поможет вам
Бог.
Кликмен с Нассаром поспешно удалились.
– Вытащи все из карманов, Марк, – приказала
дама и протянула ему большую металлическую коробку. Он вытащил доллар, немного
мелочи и пачку жевательной резинки. Она все пересчитала, написала что-то на
карточке, которую тоже положила в ящик. Две телекамеры над столом поймали в
объектив Марка, и он увидел себя сразу на дюжине экранов на стене. Еще одна
дама в форме ставила печати на документы.
– Это тюрьма? – спросил Марк.
– Мы называем это центром предварительного
задержания, – объяснила она.
– Какая разница?
– Послушай, Марк. – Похоже, его слова ее
рассердили. – Мы тут всяких умников повидали, понял? Тебе же будет лучше, если
постараешься держать язык за зубами. – Произнося эти последние слова, она
наклонилась к нему поближе, обдав “Марка запахом табака и черного кофе.
– Извините, – прошептал он, и глаза его
наполнились слезами. Он неожиданно осознал, что сейчас его запрут в комнате,
вдалеке от матери, вдалеке от Реджи.
– Иди за мной, – сказала Дорин, гордая, что ей
удалось дать ему понять, кто тут старший. Она быстро пошла вперед. На поясе у
нее болталась и звенела связка ключей. Через большую и тяжелую дверь они вошли
в коридор и двинулись вдоль серых металлических дверей, расположенных на равном
расстоянии друг от друга. На каждой был номер. Дорин остановилась перед номером
16 и открыла замок одним из ключей.
