– Сюда.
Марк медленно вошел. Комната была
приблизительно двенадцать футов в ширину и двадцать в длину. Освещение хорошее,
ковер чистый. Справа две койки, одна над другой. Дорин похлопала по верхней.
– Можешь выбирать себе любую, – разрешила она,
изображая приветливую хозяйку. – Стены тут каменные, а окна – небьющиеся, так
что выкинь все глупости из головы. – В комнате было два окна – одно в дверях, и
другое – над унитазом. Оба настолько малы, что и голову не просунуть. – Туалет
вон там, стальной. Керамических больше не держим. Один мальчик разбил унитаз и
куском его вскрыл себе вены. Только это было еще в старом здании. Здесь совсем
неплохо, ты не находишь?
Просто великолепно, хотелось сказать Марку. Но
он быстро терял присутствие духа. Сел на нижнюю койку и поставил локти на
колени. Ковер был бледно-зеленым, того же привычного цвета, какой он уже
несколько дней разглядывал в больнице.
– Ты в порядке, Марк? – спросила Дорин без
малейшего сочувствия. Она делала свою работу.
– Я маме могу позвонить?
– Не сейчас. Через час сможешь.
– Ну тогда, может, вы ей позвоните и скажете,
что у меня все в порядке? Она там ужасно расстраивается.
Дорин улыбнулась, и в макияже вокруг глаз
появились трещины.
– Не могу, Марк. Не разрешено. Но она знает,
что ты в норме. Господи, да тебе ведь уже через пару часов в суд.
– Как долго здесь живут дети?
– Недолго. Иногда несколько недель, но
вообще-то это для временного проживания. Их или возвращают домой, или посылают
в трудовую школу. – Она позвенела ключами. – Слушай, мне надо идти. Замки на
двери закрываются автоматически, и, если их открыть без помощи вот такого
маленького ключа, срабатывает сигнализация, и жди беды. Так что ничего такого
не задумывай, Марк.
– Да, мэм.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Телефон.
– Немного погодя, договорились?
Дорин закрыла за собой дверь. Послышался
щелчок, потом тишина.
Он долго смотрел на ручку двери. На тюрьму
мало похоже. Нет решеток на окнах. Пол и постели чистые. Стены выкрашены в
приятный желтый цвет. В фильмах показывали куда хуже.
Столько опять поводов для беспокойства. Рикки
снова стонет, как раньше, пожар, Дайанна, у которой медленно сдают нервы,
полицейские и репортеры, не оставляющие его в покое. Неизвестно, с чего
начинать.
Он вытянулся на верхней койке и принялся
изучать потолок. Куда могла подеваться Реджи?
Глава 22
В часовне было холодно и сыро. Круглое
строение прилепилось к стене колумбария, подобно раковой опухоли. Шел дождь, и
две бригады телевизионщиков из Нового Орлеана сгрудились у своих фургонов и
прятались под зонтиками.
Собралось приличное количество народу,
особенно если учесть, что у покойного не было семьи. Останки его, упрятанные в
изящную фарфоровую урну, стояли на столе красного дерева. Из скрытых динамиков
доносилась скорбная музыка. Один за другим адвокаты, судьи и немногочисленные
клиенты проходили в зал и усаживались в задних рядах. Раскачивающейся походкой
прошел Барри Нож в сопровождении двух бандитов. Мальданно был одет, как
приличествовало случаю, в черный двубортный костюм, черную рубашку и черный
галстук. Черные туфли крокодиловой кожи. Идеальный хвостик сзади. Он прибыл поздно
и получил удовольствие от того, что все на него пялились. Что ни говори, а он
знал Джерома Клиффорда довольно долгое время.
Через четыре ряда позади него сидели Рой
Фолтригг и Уолли Бокс, не сводя глаз с хвостика. Адвокаты и судьи смотрели на
Мальданно, на Фолтригга, опять на Мальданно. Странно видеть их в одном
помещении.
Музыка кончилась, и у маленького пюпитра
появился священник непонятной веры. Он приступил к длинной и скучной панихиде
по Уолтеру Джерому Клиффорду и задействовал в ней все, кроме, разве, имен его
комнатных животных. Этого следовало ожидать, потому что после панихиды вряд ли
у многих нашлось бы желание выступить.
Служба быстро закончилась, именно об этом и
просил Роми в своей записке. Адвокаты и судьи взглянули на часы. Снова
раздалась душераздирающая музыка, священник закончил.
Последние почести были отданы Роми за
пятнадцать минут. Ни одной слезы. Даже его секретарша держала себя в руках.
Дочь Роми на похороны не приехала. Печально. Он прожил сорок четыре года, и
никто не оплакал его уход.
Фолтригг остался сидеть и проводил грозным
взглядом Мальданно, важно прошествовавшего к выходу. Рой дождался, когда
часовня опустеет, и только тогда ушел вместе с Уолли. Телевидение было на
месте, как он и рассчитывал. Немного раньше Уолли вроде бы проговорился, что
великий Фолтригг собирается присутствовать на панихиде и что, возможно, Барри
Нож тоже появится. Ни Уолли, ни Фолтригг не имели ни малейшего представления,
придет Барри или нет, но сплетня есть сплетня, и за ее точность никто не
отвечает. Кстати, тут они попали в яблочко.
Репортер попросил, пару минут на интервью, и
Фолтригг поступил так, как поступал всегда. Он взглянул на часы, принял
смущенный вид и послал Уолли за машиной. Потом он сказал, как говорил всегда:
– Ладно, валяйте, только побыстрее. Мне через
четверть часа надо быть в суде.
В суде он не был уже три недели. Он вообще-то
бывал там самое частое раз в месяц, но, если его послушать, прокурор не вылезал
из суда, сражаясь с нарушителями и защищая интересы американских
налогоплательщиков. Эдакая гроза преступников.
Он открыл зонтик и взглянул в объектив камеры.
Репортер держал микрофон перед его носом.
– Джером Клиффорд был вашим соперником. Почему
вы пришли на его похороны?
Фолтригг неожиданно опечалился.
– Джером был хорошим адвокатом и моим другом.
Мы много раз находились по разные стороны, но уважали друг друга. – Вот так.
Мужик умер, а он все осторожничает. Он ненавидел Джерома Клиффорда, и Джером
Клиффорд платил ему тем же. Но перед камерой предстал опечаленный друг.
– Мистер Мальданно нанял нового адвоката и
подал прошение об отсрочке. Что вы по этому поводу скажете?
– Как вы знаете, судья Лемонд назначил
слушание по этому прошению на завтра на десять утра. Решать ему. Соединенные
Штаты готовы к судебному процессу, когда бы он его ни назначил.
– Вы рассчитываете найти тело сенатора Бойетта
до начала суда?
– Да, я считаю, мы уже близко.
