Гарри повернулся к Реджи.
– Я приму предложение об отклонении заявления
к сведению, а сейчас дам возможность его подателям высказаться. Если им не
удастся доказать свою правоту, я приму ваше предложение об отклонении
заявления, а дальше мы уже решим.
Реджи пожала плечами с таким видом, будто
именно этого она и ждала.
– Что-нибудь еще, миссис Лав?
– Пока все.
– Вызовите вашего первого свидетеля, мистер
Финк, – приказал Гарри. – И покороче. Переходите прямо к делу. Если будете
тянуть время, я вмешаюсь и, уж будьте уверены, подгоню.
– Да, сэр. Наш первый свидетель сержант Мило
Харди из полиции Мемфиса.
Во время всей предварительной возни Марк даже
не шевельнулся. Он так и не понял, выиграла ли Реджи или все проиграла, и
почему-то ему это было безразлично. Он чувствовал несправедливость системы,
позволяющей притащить маленького мальчика в суд, где, окруженный препирающимися
адвокатами, готовыми вцепиться друг другу в глотку под презрительным взглядом
судьи, среди жонглирования законами, статьями кодексов и юридическими терминами
он должен сообразить, что же ему делать. Ужасно несправедливо.
Потому он просто сидел, уставившись в пол,
неподалеку от стенографистки. Глаза его все еще были мокрыми, и ему никак не
удавалось дать им высохнуть.
Пока ходили за сержантом Харди, все молчали.
Судья расслабился в кресле и снял очки.
– Я хочу, чтобы мои слова записали в протокол,
– наконец сказал он. Он еще раз взглянул на Финка. – Это дело предельно
конфиденциально. Есть причина, почему слушание закрытое. Я запрещаю кому-либо
повторить хотя бы одно слово, сказанное здесь сегодня, или обсуждать с
кем-нибудь что-либо из происходящего здесь. Я понимаю, мистер Финк, что вы
должны отчитаться перед прокурором Нового Орлеана, и мистер Фолтригг, как
человек, подписавший заявление, имеет право знать, что здесь происходило. Когда
будете с ним разговаривать, передайте ему, пожалуйста, что я крайне огорчен его
отсутствием. Раз он подписал заявление, он должен быть здесь. Вы можете
рассказать обо всем ему, но никому другому. Никому другому. И вы должны
напомнить ему, чтобы он держал рот на замке, понятно, мистер Финк?
– Да, Ваша Честь.
– Объясните мистеру Фолтриггу, что, если я
узнаю, что он в какой-то мере нарушил конфиденциальность данного слушания, я
издам постановление об оскорблении суда и сделаю все, чтобы посадить его в
тюрьму.
– Да, Ваша Честь.
Гарри неожиданно повернулся к Мактьюну и
К.О.Льюису. Они сидели непосредственно за Ордом и Финном.
– Мистер Мактьюн и мистер Льюис, вам сейчас
придется покинуть зал суда, – произнес он резко. Они дружно схватились за
подлокотники. Финк повернулся и посмотрел на них, затем перевел взгляд на
судью.
– Гм... Ваша Честь, нельзя ли этим
джентльменам остаться в...
– Я велел им уйти, мистер Финк, – громко
заявил Гарри. – Если они хотят выступить как свидетели, мы их потом вызовем. А
если они не свидетели, им нечего здесь делать, и они вполне могут подождать в
холле вместе с остальными. А теперь, шевелитесь, джентльмены.
Мактьюн только что не бежал рысью к дверям, ни
в малейшей степени не считая себя обиженным, но мистер Льюис был оскорблен до
глубины души. Он застегнул пиджак и уставился на судью, но выдержал только
секунду. Никто не мог переглядеть Гарри Рузвельта, и К.О.Льюис не собирался и
пытаться. Он с гордым видом прошествовал к двери, которую уже успел открыть
вырвавшийся на свободу Мактьюн.
Еще через несколько секунд вошел сержант Харди
и сел в кресло для свидетелей. Он был при полном параде. Поудобнее устроив свой
широкий зад в кресле, он приготовился отвечать на вопросы. Но Финк застыл,
боясь начать без соответствующего указания судьи.
Судья Рузвельт подкатился на своем стуле
поближе и принялся внимательно разглядывать Харди. Что-то привлекло его
внимание, а Харди, как жирная гусеница, сидел на стуле, не придавая особого
значения тому, что судья находится от него на расстоянии нескольких дюймов.
– Зачем у вас пистолет? – спросил Гарри. Харди
вздрогнул, поднял глаза, потом резко повернул голову вправо и посмотрел на свое
бедро так, как будто вид пистолета удивил его не меньше, чем судью. Он
разглядывал его, словно не понимал, как эта чертова штука прилипла к его бедру.
– Ну, я...
– Вы на дежурстве или нет, сержант Харди?
– Нет.
– Тогда зачем на вас форма и почему, во имя
всего святого, вы явились ко мне в зал заседаний с пистолетом?
Впервые за много часов Марк улыбнулся.
Судебный пристав сообразил, в чем дело, и быстро направился к свидетельскому
креслу, а Харди тем временем дергал за ремень, снимая кобуру. Судебный пристав
унес ее прочь с таким видом, будто это было орудие убийства.
– Вы когда-нибудь давали показания в суде? –
спросил Гарри.
Харди глупо улыбнулся и сказал:
– Да, сэр, много раз.
– В самом деле?
– Да, сэр, много раз.
– И как много раз вы давали показания, имея
при себе оружие?
– Извините, Ваша Честь. – Гарри расслабился,
взглянул на Финка и махнул рукой в сторону Харди, как бы давая ему “добро”.
Финк провел много часов в залах заседаний за последние двадцать лет и гордился
своим умением вести дела в суде. Его послужной список был достаточно
внушительным. Он был бойким, умел складно говорить и был скор на подъем.
Но он плохо соображал сидя. Допрашивать
свидетеля сидя – странный способ выяснить правду. Он было вскочил на ноги, но
спохватился, сел и вцепился в свой блокнот. Он явно чувствовал себя не в своей
тарелке.
– Назовите свое имя для протокола, – быстро
попросил он.
– Сержант Мило Харди, полицейское управление
Мемфиса.
– Ваш адрес?
Гарри поднял руку, не дав Харди ответить.
– Мистер Финк, зачем вам нужно знать, где этот
человек живет?
Финк изумленно уставился на него.
– Полагаю, Ваша Честь, это обычный вопрос.
– А вы знаете, как я ненавижу обычные вопросы,
мистер Финк?
– Начинаю понимать.
