– Да, сэр, – ответил мальчик и рассказал о
подробностях. А когда покончил с ними, стал ждать следующего вопроса.
Судья долго думал.
– А где был Рикки?
– Прятался в кустах. Я видел, как он крался по
траве и вроде бы догадался, что он снова снял шланг. Как потом выяснилось, в
самом деле снял. Мистер Клиффорд все говорил, что чувствует запах газа, и меня
спрашивал несколько раз, чувствую ли я. Я сказал, что да, вроде даже дважды, но
я знал, что Рикки позаботился о шланге.
– А он про Рикки не знал? – вопрос был
зряшным, не имеющим отношения к делу, но Гарри задал его, потому что не мог
придумать ничего лучше.
– Нет, сэр.
Снова длинная пауза.
– Значит, ты разговаривал с мистером
Клиффордом в машине?
Марк понимал, куда приведут эти вопросы, знали
и все присутствующие. Поэтому он среагировал быстро, пытаясь сбить их со следа.
– Да, сэр. Он был не в своем уме, говорил о
том, что поплывет на свидание с волшебником в потустороннюю страну, потом орал
на меня за то, что я плакал, потом извинялся за то, что ударил меня.
Последовала пауза. Гарри ждал, не скажет ли он
что еще.
– Это все, что он говорил?
Марк взглянул на Реджи, которая внимательно за
ним наблюдала. Финк наклонился вперед. Стенографистка замерла.
– В каком смысле? – попытался он оттянуть
время.
– Говорил ли мистер Клиффорд что-нибудь еще?
Марк немного подумал в решил, что он ненавидят Реджи. Надо просто сказать:
“Нет!”, – и всей этой чехарде придет конец. Нет, сэр, Джером Клиффорд ничего
больше не говорил. Просто что-то бормотал по-идиотски в течение пяти минут и
потом заснул, а я пустился наутек. Если бы он никогда не встречался с Реджи и
не слышал ее лекции про то, что под присягой надо говорить только правду, он бы
сейчас просто сказал: “Нет, сэр” и отправился бы домой. Или в больницу, или еще
куда.
А может, и нет? Как-то раз, когда он учился в
четвертом классе, пришли полицейские и стали рассказывать о своей работе, и
один из них продемонстрировал детектор лжи. Они прикрепили идущие от него проводки
к Джоуи Макдерманту, самому большому вруну в классе, и они все смотрели, как
бесится стрелка каждый раз, когда Джоуи открывает рот. “Мы всегда можем
сказать, когда преступник врет”, – похвастался тогда полицейский.
Тут кругом полицейских и агентов ФБР кишмя
кишит, уж, наверное, и детектор где-нибудь поблизости. С того дня, как умер
Роми, он врал уже столько, что устал.
– Марк, я спросил тебя, говорил ли мистер
Клиффорд что-нибудь еще?
– В смысле?
– В смысле, не упоминал ли он о сенаторе Бойетте?
– О ком?
Гарри слегка улыбнулся, потом стал серьезным.
– Марк, не вспоминал ли мистер Клиффорд
что-нибудь о деле, которым он занимался в Новом Орлеане, – дело связано с
сенатором Бойеттом и Барри Мальданно?
К коричневым босоножкам стенографистки
подбирался маленький паучок, и Марк не отводил от него взгляда, пока он не
исчез под треножником. И снова вспомнил об этом проклятом детекторе лжи. Реджи
пообещала не допустить этого, но что, если сам судья прикажет?
Его продолжительное молчание было
красноречивее слов. Сердце Финка набирало темп, пульс утроился. Ага! Маленький
поганец знает!
– Я не думаю, что мне хочется отвечать на этот
вопрос, – сказал он, уставившись в пол и ожидая появления паучка.
Финк с надеждой взглянул на судью.
– Марк, посмотри на меня, – обратился к нему
Гарри голосом доброго дедушки. – Я хочу, чтобы ты ответил на этот вопрос.
Мистер Клиффорд упоминал Барри Мальданно или сенатора Бойетта?
– Могу я воспользоваться Пятой поправкой?
– Нет.
– Почему нет? Она применима к детям, так?
– Да, но не в этой ситуации. Тебя ведь не
обвиняют в смерти сенатора Бойетта. И ни в каком другом преступлении.
– Тогда почему вы посадили меня в тюрьму?
– Я отошлю тебя назад, если ты не ответишь на
мой вопрос.
– Я все равно воспользуюсь Пятой поправкой.
Они не сводили друг с друга глаз, свидетель и судья, и свидетель моргнул
первым. Из глаз потекли слезы, и он дважды шмыгнул носом. Марк закусил губу, изо
всех сил стараясь не расплакаться. Схватился за подлокотники и сжал их так, что
костяшки пальцев побелели. Слезы текли по щекам, но он продолжал смотреть в
темные глаза “Его Чести” Гарри Рузвельта.
Это были слезы маленького, ни в чем не
виновного мальчика. Гарри повернулся и достал бумажную салфетку. Его глаза тоже
были на мокром месте.
– Не хотел бы ты поговорить со своим адвокатом
наедине? – спросил он.
– Мы уже говорили, – ответил Марк еле слышно.
Он вытер щеки рукавом.
Финк чувствовал, что с ним сейчас случится
инфаркт. У него было столько всего сказать этому пацану, столько вопросов,
столько дельных предложений суду, как поступить. Мальчишка знал, черт побери!
Надо заставить его говорить!
– Марк, мне это неприятно, но я должен
заставить тебя ответить на мой вопрос. Если ты откажешься, тебя обвинят в
оскорблении суда. Ты это понимаешь?
– Да, сэр. Реджи мне объяснила.
– И она тебе объяснила, что, если тебя обвинят
в этом, я могу снова послать тебя в центр для несовершеннолетних?
– Да, сэр. Вы можете называть это тюрьмой,
меня это не волнует.
– Благодарю. Ты хочешь вернуться в тюрьму?
– Не очень, но мне некуда больше идти. – Он
говорил громче и перестал плакать. Мысль о тюрьме теперь, когда он уже там
побывал, была не такой пугающей. Несколько дней он выдержит. Кроме того, он
сообразил, что ему придется легче, чем судье. Он был уверен, что его имя снова
появится в газетах в самое ближайшее время. И репортеры наверняка узнают: запер
его Гарри Рузвельт за то, что он отказался говорить. И, наверное, судье,
который бросил в тюрьму маленького мальчика, не сделавшего ничего плохого, не
поздоровится.
– Марк, я не считаю наш разговор оконченным. –
Гарри внимательно смотрел на мальчика. – Мы продолжим его завтра.
Марк кивнул. Реджи отпустила его руку и
сказала:
