– Да невезучий ты. У тебя есть важная
информация, и, пока ты с ней не расстанешься, ты в беде.
– А когда расстанусь – умру.
– Я так не думаю, Марк.
Он сложил руки на груди и закрыл глаза. На
левой щеке виднелся небольшой синяк, который уже приобретал коричневый отлив.
Сегодня пятница. Клиффорд ударил его в понедельник, и, хотя ей казалось, что
прошло уже очень много времени, синяк напомнил ей, что, оказывается, эти
события развиваются слишком быстро. Следы нападения еще не успели исчезнуть.
– Куда мы уедем? – спросил он тихо, не
открывая глаз.
– Далеко. Мистер Льюис из ФБР упоминал о
детской психиатрической больнице в Портленде, одной из лучших, так он говорил.
Они туда Рикки положат, там у него будет все самое лучшее.
– А они нас не выследят?
– ФБР об этом позаботится.
Он с недоумением уставился на нее.
– С чего это вдруг такая вера в ФБР?
– Больше некому доверять.
– Много это времени займет?
– Тут две проблемы. Первое – бумажная волокита
и всяческие детали. Мистер Льюис уверяет, что это можно сделать за неделю.
Второе – это Рикки. Скорее всего доктор Гринуэй еще несколько дней не разрешит
его трогать.
– Значит, я еще неделю просижу в тюрьме?
– Так получается. Мне очень жаль.
– Да не извиняйтесь, Реджи. Я тут вполне
освоился. Честно говоря, я и дольше бы здесь просидел, только бы они оставили
меня в покое.
– Они не оставят тебя в покое.
– Мне надо поговорить с мамой.
– Возможно, она сегодня будет на слушании.
Судья Рузвельт хочет, чтобы она пришла. Полагаю, он устроит совещание, не для
протокола, с агентами ФБР, чтобы обсудить программу защиты свидетелей.
– Если я все равно в тюрьме, зачем какие-то
слушания?
– Когда кого-то обвиняют в оскорблении суда,
судья обязан периодически вызывать этого человека, чтобы он мог исправиться,
иными словами, сделать то, что требует от него суд.
– Дрянной закон, Реджи. Глупо ведь, правда?
– Зачастую – да.
– Мне вчера, когда я пытался заснуть, пришла в
голову дикая мысль. А что, если тело вовсе не там, где сказал Клиффорд? Что,
если он сошел с ума и все придумал? Вы об этом думали, Реджи?
– Да, много раз.
– Что, если это просто шутка?
– Мы не можем рисковать, Марк.
Он потер глаза и отодвинулся вместе со стулом.
Принялся нервно ходить по комнате.
– Значит, мы просто собираем вещи и оставляем
здесь наши прошлые жизни, так? Легко говорить, Реджи. Вам-то не будут сниться
кошмары. У вас все будет продолжаться как ни в чем не бывало. У вас и Клинта. У
мамаши Лав. Миленький офис. Много клиентов. Кроме нас. А мы будем жить в страхе
всю оставшуюся жизнь.
– Не думаю.
– Вы ведь не знаете, Реджи. Легко сидеть здесь
и говорить, что все будет хорошо. Не вы на мушке.
– У тебя нет выбора, Марк.
– Нет, есть. Я могу соврать.
* * *
Речь шла о запросе по поводу отсрочки, обычная
скучная юридическая тягомотина, но глупо было бы говорить о скуке, когда дело
касалось Барри Ножа, а в защиту его выступал Уиллис Апчерч. Если добавить к
этому огромное тщеславие Роя Фолтригга и опыт общения с прессой Уолли Бокса, то
небольшое слушание превращалось в обсуждение вопроса о жизни и смерти. Судебный
зал судьи Джеймса Лемонда был битком набит любопытными, представителями прессы,
любознательными юристами, у которых не было более важных дел и которые случились
поблизости. Они многозначительно переговаривались, не упуская из виду
репортеров. Камеры и журналисты привлекают юристов не меньше, чем кровь
привлекает акулу.
За загородкой, отделявшей главных действующих
лиц от зрителей, в тесном кружке своих помощников стоял Рой Фолтригг. Они
шептались, хмурились и вообще вели себя так, будто готовились к вторжению. Рой
был в своем выходном темном костюме-тройке, белой рубашке, сине-красном
галстуке, при идеальной прическе и в прекрасно начищенных ботинках. Он стоял
лицом к аудитории, “но, разумеется, был слишком занят, чтобы кого-нибудь
замечать. Через проход от компании Фолтригга спиной к зрителям сидел Барри
Мальданно и делал вид, что никого не замечает. Одет был исключительно в черное.
Идеальный хвостик слегка касался воротничка. Уиллис Апчерч сидел на уголке
стола для защитников, тоже лицом к прессе, и увлеченно разговаривал со своими
помощниками. Он обожал внимание прессы еще больше, чем Фолтригг, если такое
вообще можно было бы себе представить.
Мальданно ничего еще не знал об аресте Джека
Нэнса шесть часов назад в Мемфисе. Он не знал, что Кэл Сиссон вывернулся
наизнанку. Он так ничего и не слышал о Боно и Пирини и отправил Гронка утром в
Мемфис, понятия не имея о ночных событиях.
Зато Фолтригг был на высоте. Он собирался
использовать разговор, записанный в баре, чтобы добиться в понедельник
обвинения Мальданно и Гронка в препятствии правосудию. Добиться приговора будет
проще пареной репы. Они у него в кармане. Для Мальданно он будет просить пять
лет.
И все же трупа у Роя не было. И судебный
процесс против Барри Мальданно по обвинению в препятствии правосудию не
принесет ему той популярности, какую он мог бы извлечь из грязного дела об
убийстве с представлением глянцевых фотографий полуразложившегося тела, отчетов
патологоанатомов и экспертов по баллистике насчет входных и выходных пулевых
отверстий и траекторий полета. Такой судебный процесс длился бы несколько
недель, и каждый вечер Рой появлялся бы в вечерних новостях. Он очень ясно
представлял себе это.
Утром он отправил Финка назад в Мемфис с
повестками от Большого жюри для Марка и его адвоката. Это несколько оживит
события. Где-нибудь днем мальчишка у него заговорит, и, если повезет, к вечеру
в понедельник у него уже будут останки Бойда Бойетта. Увлеченный этой мыслью,
он просидел в офисе до трех утра. Он важно подошел к столу секретаря, хотя ему
там ничего не было нужно, потом прошествовал назад, бросая взоры на Мальданно,
который не обращал на него внимания.
