Протей вздрогнул, проснулся и заплакал, нарушив транс, в который мы все погрузились. Я отчаянно рылась в карманах, ища соску-пустышку, но нашла лишь рваный лист бумаги — беглую страницу «Расширения призмы Дж.», в которой Дж. падает в пролет лестницы и погибает.
Чудовищный крик разорвал тишину пригорода — Марта обнаружила внезапную кончину мужа.
— Дайте зажигалку, — настойчиво прошипела я Чику.
Он поднял бровь, словно сейчас было не время начинать курить (хотя если не сейчас, то когда?) и вручил мне просимое — безвкусную вещицу с голой женщиной на корпусе. Я выхватила зажигалку и подожгла лист. (Что ж, попробовать, во всяком случае, не повредит.) «Расширение призмы Дж.» злобно зашипело, занялось аквамариновым пламенем (а может, и бирюзовым, кто его там разберет) и превратилось в тонкую угольно-черную пленку, которая взмыла ввысь, повисела над лестничным пролетом и распалась дождем мелких обугленных фрагментов, похожих на черный снег.
— Твою мать, куда он делся? — произнес Чик, глядя вниз, в прихожую.
Ибо теперь там не было ни окровавленного Джея, ни визжащей Марты, ни каких-либо иных признаков жизни или смерти. Как будто нас всех постигла массовая галлюцинация.
— Сюр какой-то, — пробормотала Андреа.
— Смываемся нахер, — скомандовал Чик.
Мы единодушно поддержали его инициативу, выбежали из дома и как попало залезли в машину — в итоге Хэнк — Малыш краткий нереальный миг восседал за рулем «кортины». Наконец Чик и пес разобрались, кто где должен сидеть, и как раз когда «кортина» отъезжала от «Бирнама» (с Чиком на водительском месте), мы узрели машину Сьюэллов, которая появилась из-за угла и остановилась возле дома. К моей радости, Джей не только управлял машиной, но и череп у него был совершенно цел. Марта заметила нас и слегка скривилась, узнавая. Терри и бывшего своего пса она не видела, так как они залегли на пол.
— Значит, он умер, а потом он… не умер? — растерянно произнесла Андреа.
— Очевидно, — сказала я.
— Вот это — магический реализм, — поясняю я Норе.
Терри попросила Чика высадить ее на автовокзале. Я решила, что она хочет отправиться куда-нибудь вроде Балниддри и временно залечь на дно — Сьюэллы, конечно, догадаются, кто похитил их собаку.
— Не надо меня провожать, — сказала она и потянулась меня поцеловать, но потом передумала.
Хэнк (я полагаю, так он теперь будет зваться во веки веков) лизнул ей ладонь и терпеливо сел рядом.
— Теперь мы преступники, — мечтательно сказала Терри, — и должны бежать туда, куда бегут все объявленные вне закона.
— Где это? Глазго? — спросил Чик.
— Нет, но тоже кончается на «о», — ответила Терри.
— Это что — Алеппо? — спросила я. — Труро? Фарго? Опорто? Кито? Сохо? Пуэрто-Рико? Киото? Чикаго? Бильбао? Рио-де-Жанейро? Ио? Эльдорадо? Келсо?
— Кто бы подумал, что столько разных мест кончаются на «о», — устало сказала Андреа.
— Это еще не все, если хочешь знать.
— А где это Ио? — поинтересовался Чик.
Мы вернулись в «кортину», которая показалась нам странно пустой. За неимением спиртного Чик глотнул укропной водички Протея. Сам Протей не стал бодрствовать, дожидаясь отбытия Хэнка и Терри. Он сидел у меня на коленях, сонно клюя носом. От него исходил ядреный запах хорошо выдержанных пеленок.
— Если б я могла найти Кару и отдать его обратно! — пожаловалась я Андреа.
Раз уж я стала на путь преступления, то не имею права брать на себя ответственность за воспитание невинного младенца. (Впрочем, Нору подобные соображения никогда не останавливали.)
— Она будет на сегодняшней вечеринке. В Броти-Ферри.
— Почему ты раньше не сказала?
— А откуда я знала, чей это? — обиделась Андреа. — Для меня они все на одно лицо.
Броти-Ферри, некогда рыбацкая деревушка, теперь сходила за богатый буржуазный пригород Данди. Вечеринка намечалась в огромном доме, больше похожем на маленький замок, чем на нормальное жилье. Не дом, а игрушка из красного песчаника в стиле шотландской фантазии — винегрет из консольных выступов, ступенчатых гребней, фронтонов, причудливых башенок с узкими бойницами. Что-то такое могло привидеться в бреду викторианскому архитектору.
— «Форрес», — сообщил Робин.
Дом был построен в девятнадцатом веке для джутового магната, но сейчас в нем обитали буйные студенты — дантисты и медики. Робин и Боб были первые, кто попался нам, когда мы вывалились из автобуса с Протеем на руках и направились к нужному дому.
— Напомни мне, чтобы я никогда в жизни не заводила детей, — пробормотала Андреа.
Боб возбужденно объяснял Робину, что произошло в только что просмотренной им заключительной части последнего приключения доктора Кто, «Проклятие Пеладона».
— И тогда этот посол расы злобных инопланетян — мозг на колесиках, по сути…
— Как ты думаешь, где Шуг? — Андреа прервала этот поток утонченной кинокритики тоном, каким могла бы разговаривать с шимпанзе, страдающим легкой формой умственной отсталости.
— Без понятия, — сказал Боб.
— Он тебе что-нибудь говорил? — не отставала Андреа. — Про меня, например?
— Он сказал… — Боб закрыл глаза.
— Это он так думает, — пояснила я.
— Он сказал… «Не забудь принести тайские палочки!»
Андреа понюхала воздух и направилась по следу, ведомая чутьем влюбленного носа. Боб ушел за ней, а я осталась с Робином на кухне, освещенной одинокой желтой лампочкой. Какие-то люди — все в сумеречном состоянии, вызванном употреблением наркотиков, — приходили и уходили. Вероятно, врачи и дантисты завтрашнего дня. Угощение было обычное для студенческой вечеринки — два больших каравая хлеба, кусок красного шотландского чеддера, дешевое вино и железный бочонок газированного пива. Бочонок стоял в буфетной, среди луж пролитого напитка. На столе — винные бутылки, почти все пустые. Рядом — ящик молочника, полный бутылок с балниддрийским бузинным шампанским, к которому пока никто не притронулся.
Робин вылил остатки из большой бутыли «Хирондели» в два пластмассовых стаканчика и передал один мне. На кухню прибрела Миранда, убийца козлов и наркоманка, — ее окружала практически видимая аура дурмана. Миранда принялась хлестать из горла «Молоко тигра». Заметив Робина, она одарила его летаргическим «привет». Меня она, похоже, не узнала. Можно ли доверить ей Протея? Вряд ли. Я спросила, не видала ли она Кару, и она неопределенно махнула рукой в сторону двери, а потом завалилась на стул и, кажется, отключилась.
Я выбралась из кухни и пробилась через толпу в коридоре и на лестнице. Робин тащился за мной по пятам. Мы оказались в комнате размером с небольшой бальный зал — она выглядела чем-то средним между вокзалом и борделем. По обеим концам комнаты располагались камины, отделанные красно-белым мрамором (тем самым, что так похож на сырое мясо). По стенам — огромные зеркала в позолоченных бронзовых рамах. С потолка свисала большая тяжелая люстра опалового стекла в форме пальмы, а из стен росли ее уменьшенные версии. Я чуть не представила, как меня кружит в вальсе лихой кавалерийский офицер — я в развевающихся пышных юбках из муслина-де-суа, с запястья свисает бальная карточка…
