Правда, о чем именно он собрался говорить с Катей, Кирилл пока не представлял. Но в необходимости разговора был уверен, и так молчание затянулось слишком надолго.
Несмотря на всю спешку, зачет продолжался еще два с лишним часа, и мужчина всерьез беспокоился, что Катя его просто не дождется. Мысль о том, что девушка вряд ли бы решилась уйти вместе с ключами от его машины, почему-то не приходила в голову.
Она не ушла. Но оказавшись в собственном автомобиле, Кирилл от души порадовался тонировке на стеклах. Катя спала, уткнувшись лицом в полуразвязанный шарф и спрятав ладошки в рукава. Волосы пушистой волной рассыпались по спинке кресла. В машине было холодно, и он едва удержался, чтобы не укутать ее в собственное пальто. Остановила лишь боязнь разбудить. Нельзя. Не теперь. Ей нужно это время, чтобы отдохнуть. Ему – все обдумать. Находясь рядом и не опасаясь того, что она исчезнет.
Он осторожно завел машину, торопясь уехать от городского шума. Неожиданно решил, куда именно увезет ее: в место, где раньше всегда бывал один. То самое, спасшее его от небытия много лет назад…
Тогда он едва оправился от очередной операции. Только учился по-новой ходить, морщась от почти непрекращающейся боли. Был даже не гостем, а постоянным участником неизбежных больничных будней, в чужом городе, без родных и друзей. Тетка, воспитывающая его сестренку, не желала тратить деньги на телефонные переговоры, и ему лишь изредка удавалось услышать дорогой голосок. Все остальное время рядом не было никого, кроме врачей и медсестер. Один – в целом мире.
А потом появилась она. Вряд ли был шанс не влюбиться. Красивая. Казалось, он слепнет, глядя на золото ее волос. Глупый мальчишка, даже не подозревающий, что такого фантастического цвета просто не существует в природе. Ему и в голову не могло прийти, что вся эта красота – не настоящая. Как и она сама. Как любовь, в которой его так старательно убеждали.
Столь оригинальный опыт был весьма заманчив. Ей всегда нравились необычные мужчины. Слишком богатые. Слишком жесткие. Слишком упрямые. Слишком привлекательные. Или наоборот. Он потерял голову от первой любви и желания, заглушившего даже физическую боль, а она… Она решила проверить, будут ли ее ощущения иными рядом с таким человеком.
И как тут не вспомнишь Пушкина:
«Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!».
Ложь была упоительной. Кирилл поверил, что действительно дорог для нее, что уродство, которое он прятал от самого себя, не имеет значения. По ночам впивался зубами в подушку, чтобы его болезненные стоны не потревожили ее сон. А потом, вернувшись в родной город, отчаянно ждал. Сначала – приезда, потом – звонка, затем – хотя бы какой-то весточки, уверения, что все хорошо, и с ней ничего не случилось, просто какие-то важные дела задержали вдали от любимого.
Уже много позже, оборачиваясь назад, на свою непроходимую глупость, он понял, что не было никаких серьезных дел. Как и любви. Причем у обоих. Только она играла, а он умирал от едкой, разъедающей сердце кислоты, не имеющей ничего общего с настоящими чувствами. Это состояние не созидало его – уничтожало, разрушая остатки жизни в изъеденном сомнениями сознании.
Он все-таки дождался. Она приехала, только совсем не к нему и не одна. Приморский город был красив, а новый спутник не любил отдыхать в одиночестве.
Кирилл увидел ее совершенно случайно, на набережной, в объятьях высокого мужчины, сильного и здорового. Хотел скрыться незаметно, ведь все и так было очевидно. Но она не упустила возможности раскрыть глаза бывшему возлюбленному. Рассказать правду, стряхивая романтическую пелену, и посмеяться, уже с другим человеком, над нелепыми мечтами о семье и счастье.
Было даже не больно. Вообще не осталось никаких чувств. Он забрался в первую попавшуюся маршрутку, не обращая внимания на сочувствующие взгляды пассажиров. И вышел, лишь когда перестал узнавать окружающие пейзажи. Там, где почти не было никого из людей – только скалы, те самые, о которых в городе слагали легенды об их чарующей красоте и опасности, подстерегающей на каждом шагу, о десятках несчастных, решивших отправиться именно туда в трудную минуту. Почти никого из них потом так и не находили: море редко возвращало своих добровольных пленников.
Он остановился на самом краю обрыва, равнодушно глядя, как бушуют волны – там, далеко внизу. Одно движение – и все сразу закончится. Очень просто и… невыполнимо. Эта величественная, восхитительная стихия не могла стать колыбелью его смерти. И внезапно захотелось жить. Просто жить. Пусть в одиночестве. С насмешками за спиной. С этой самой болью, заменившей ему потерянную ногу. Но жить. Отпустить несостоявшуюся возлюбленную из собственного сердца. Простить. Усвоить урок. И двигаться. Самому, больше не ожидая ни от кого ни жалости, ни любви.
Получилось. И тогда, и позже. Выходило на протяжении многих лет, пока судьба не подкинула встречу с юным, почти нереальным созданием. Прелестной девушкой с кристально чистыми глазами, почему-то внушившей себе самой мысль о том, что она влюблена. В него.
Кирилл остановил машину почти у самого края скалы. С тех пор он нередко приезжал сюда, но всегда – в одиночестве. И только сегодня впервые захотел, чтобы эта девочка разделила с ним восхищение неповторимой красотой почти нетронутой природы.
Катя вздрогнула и открыла глаза. Несколько раз моргнула, с недоумением вглядываясь в пейзаж за окном.
– Где мы?
– На Фиоленте*.
– О-о…
Он не понял ее возгласа. Это хорошо? Или она переживает из-за того, что оказалась так далеко от дома? Но слабо улыбнувшись, Катя пояснила:
– Я никогда не была здесь. Столько слышала, но так и не доехала ни разу. Папа считает, что море тут слишком дикое, а скалы опасны… А Вы… в очередной раз угадали одно из моих сокровенных желаний.
Кирилл не ожидал подобного. Вообще с трудом представлял, что коренной житель города может быть не знаком с этим местом. И в который раз подумал, что ему никак, даже при всем желании, не понять приоритеты ее отца.
Вышел из машины вслед за девушкой, пытаясь увидеть окружающий мир ее глазами. Что может чувствовать человек, впервые видящий эти красоты? Волнение? Страх? Благоговение? Все это переполняло его… тогда. И то же самое он читал на ее лице, в глазах, все еще хранивших следы недавних слез.
– Что ты делала ночью?
Катя смутилась. Неужели прошедшая бессонница так очевидна?
– Готовилась к зачету.
Кирилл недоверчиво хмыкнул.
– А честно?
Не ответила. Опустила голову совсем низко, скрывая взгляд. Он и так все знал, даже без ее слов. И пытаться не стоило ввести его в заблуждение.
Отвернулась, пытаясь скрыть набежавшие на глаза слезы. Напрасно. Ей всегда плохо удавалось контролировать собственные эмоции. А сейчас и подавно. Слишком тяжело было находиться рядом с ним и одновременно на расстоянии, не имея права приблизиться. Коснуться.
