Отец больше не кричал. Как будто сдулся, расплескав всю свою злобу. Выплюнул ей в лицо четкие, категоричные слова:
– Даю пятнадцать минут, чтобы переодеться. Ты уйдешь из этого дома только в том, что будет на тебе, и лишь с теми деньгами, которые сейчас лежат в твоей сумке. Все карты я сейчас же заблокирую. Настоятельно не рекомендую попадаться мне на глаза, если действительно не хочешь оказаться со свернутой шеей.
Казалось, она ослышалась. Это не могло быть правдой. Какой бы великой не оказалась ее вина, но он же отец. Он не может просто выбросить ее из жизни, как ненужную вещь. Девушка шагнула навстречу, протягивая к нему руки.
– Папочка…
Мужчине отшвырнул ее от себя хлестким, резким движением.
– У ТЕБЯ. БОЛЬШЕ. НЕТ. ПАПОЧКИ.
И добавил уже спокойнее, своим почти привычным голосом.
– Время пошло, Катерина. Не успеешь собраться, вышвырну, в чем есть.
* * *
Кирилл откинулся на спинку кресла, равнодушно глядя, как за стеклом иллюминатора стремительно уменьшается земля. Самолет набирал высоту, унося его прочь от родного города, от привычной работы и… от любимой девочки, которая в эти самые минуты выходила замуж за другого.
Глава 24
Два года спустя
Из-за серых, косматых облаков ночное небо казалось совсем близким, будто полет не закончился. Ее укачало так сильно, что продолжало мутить даже на земле. Но проливной дождь, которым негостеприимно встречал родной край, принес облегчение. Катя не стала доставать зонт – подставила лицо под ледяные струи, смывающие усталость и остатки сна: надо было прийти в себя, чтобы выдержать еще и двухчасовую дорогу до города. С некоторым сожалением глянула в сторону такси: заманчиво, но сейчас это непозволительная роскошь. Ближайшая зарплата будет не скоро, а ей надо как-то прожить два месяца. И не факт, что удастся совместить сессию с какой-нибудь подработкой.
Автобус был уже полон, но девушка решила не ждать следующего целых сорок минут. Пробралась в конец салона, где присела на собственную сумку. И неожиданно рассмеялась. Она возвращается. Все-таки едет назад, в некогда любимый город, который так старалась забыть последние два года. Обещала самой себе больше никогда не появляться в нем.
Еще неделю назад и представить не могла подобного. Что угодно, только не это. Но начальнику удалось в считанные минуты изменить все ее планы и намерения. Предложенная должность выглядела слишком привлекательной, устраивала во всех отношениях: Кате даже пообещали однокомнатную квартиру в новом доме, если она успешно справится со своими обязанностями. Значит, можно будет наконец-то съехать из съемной коммуналки, избавиться от вечно пьяных соседей и неутихающей ругани. Заняться тем, что ей действительно нравилось, перестав выполнять в компании роль девочки на побегушках. И требовалось для этого всего ничего: диплом о законченном высшем образовании, том самом, которое она так и не получила два года назад.
Что ж, значит, настала пора исправлять ошибки. Лишь несколько сессий на заочном отделении – и она привезет начальнику необходимый документ, а потом приступит к любимому делу.
Вопрос о восстановлении удалось решить по телефону; она даже успевала к началу сессии. Оставалось лишь уже на месте оформить нужные бумаги и договориться об экстернате.
Это будет лучше всего: максимально сократить свое пребывание там. У нее давно другая жизнь. Другие дела занимают сознание. Другие мечты. И люди рядом – совсем другие. Ничем не напоминающие то, что было когда-то. Да и было ли?
Катя прижалась щекой к прохладному поручню, всматриваясь в темноту дороги через залитое дождем дверное стекло. Раньше никогда не приходилось возвращаться в город вот так: на обычном рейсовом автобусе. Ее всегда привозил водитель. Или сам отец.
Она зажмурилась, отбрасывая в сторону непрошенные воспоминания. Тепла и свободы сейчас существовало куда больше, чем в прошлом, несмотря на окружающий ее тогда комфорт и имеющиеся в избытке деньги. Но теперь ее жизнь была настоящей, не только потому, что каждый новый день требовал слишком много сил, для того, чтобы просто выжить. Катю ценили, в ней нуждались, и ни одной минуты в этой напряженной череде событий она не жалела, что сделала подобный выбор.
Снова привиделся приютивший ее дом, где в старой печи вместе с полыхающими поленьями сгорало прошлое. Исписанные страницы дневника таяли в жадном пламени, унося с собою отчаянье. Не отрывая глаз от этого огня, она пыталась согреться, завернувшись в бабушкино покрывало, которое почти не грело, истончившись за долгие годы, но обволакивало воспоминаниями. Все это будоражило сердце, заставляя сжечь не только свои наивные мечты, но и обиду, распустившую щупальца глубоко внутри.
После того, что девушка узнала, обращенная к ней ярость отца показалась детской шалостью. Новое откровение заполонило рассудок, лишая и без того шаткой опоры под ногами. Катя впервые почувствовала вкус ненависти, липкий, саднящий, отдающий тупой болью в каждой клеточке тела. В те минуты больше всего хотелось умереть, превратившись в пыль на деревенском кладбище, рядом с могилами дорогих ей людей. Но какая-то неведомая сила не отпускала, смеялась, цепляя когтистыми лапами, будто сдирая кожу. Вновь и вновь заставляла открывать глаза по утрам, шевелиться, стряхивая с себя оцепенение, глотать какую-то пищу, принесенную сердобольной соседкой. И жить. Сначала без смысла, просто потому что никак не удавалось прервать дыхание, а потом…
Потом Катя вспомнила бабушкин наказ, звенящие, пропитанные слезами слова о прощении, и увидела клетку, в которую загнала сама себя. Кто дал ей право судить, если даже мать не сделала этого? Отец уже получил наказание, лишившись ребенка и любимой женщины. И сердца. Пленник собственных ошибок, раб страсти, он, несмотря на все свое богатство, оказался ничтожен и нищ, пуст и холоден, как дом, в котором теперь остался совсем один.
Осознав это, девушка перестала ждать его звонков. Многие месяцы молчащий телефон – последнее осязаемое напоминание о прошлом – сослужил ей хорошую службу: на вырученные от его продажи деньги удалось купить билет до Петербурга и продержаться там до первой зарплаты.
Она вряд ли смогла бы кому-то объяснить, почему выбрала для новой жизни именно это место. Нет, Катя не рассчитывала на неожиданную встречу с Кириллом. Вероятность обнаружить среди миллионов людей одного-единственного равнялась нулю. Но именно там, хотя и не сразу и не всегда искренне, она вновь научилась улыбаться. И в пришедших буднях не надо было прятать распухшие от слез глаза под темными очками. Город жил, развивая свою уникальную судьбу, многократно воспетую поэтами и описанную в творениях великих прозаиков, и девушка стала на время его частью. Она бродила по застывшим в глубоком сне улицам, вглядываясь в бездонную прохладу рек, вслушивалась в тишину, нарушаемую лишь песней ветра в кронах царственных лип, в шепот белых ночей, и как будто пробуждалась от сна. Сердечные раны затягивались, постепенно перестав кровоточить. Сохранились едва заметные шрамы, которые лишь изредка напоминали о себе. Во всяком случае, во все это очень хотелось верить…
