Ну, и чего ты расселась? Нравится нюхать навоз? Смотри, пропитаешься эксклюзивным ароматом, птицы в обморок падать будут.
Подхватиться легко и изящно не удалось. Впрочем, как и беззвучно. Очень уж сильно разозлился мерзье. Пришлось тащить себя вверх, цепляясь за стену и подвывая от боли. И, чего уж там, заливаясь из-за нее же слезами. Все равно никто не видит, не перед кем разыгрывать мужественную партизанку с гордо поднятой головой. Можно и поплакать, тщетно пытаясь вздохнуть полной грудью. Поломал-таки мне ребра, скотина! А ждать, пока хоть чуточку полегчает, я не могу. Я должна быть рядом с дочей.
Уф, поднялась. Сейчас отдышусь и пойду осматривать свое нынешнее место обитания. Ну как пойду – поползу. А вдруг удастся отыскать что-нибудь полезное, оружие возмездия, к примеру. Нет, фекалии в гранулах не подойдут, никакого ущерба, кроме морального, они противнику нанести не смогут. Но ведь, если судить по удобрениям, этот сарай – явно вотчина садовника, а значит, здесь должны быть садовые инструменты. Ага, вижу, есть. Газонокосилка. Увы, не подойдет. Конечно, в ужастике «Газонокосильщик» подобная штука довольно лихо управлялась с бедолагами, но у меня так не получится. Тяжелая она для меня сейчас очень, да и Дюбуа вряд ли будет терпеливо стоять и ждать, пока его покромсают. Опаньки – секатор! Ты мой хороший, ты мой славненький, ты мой блестященький! Захват клешней, конечно, маловат, но ничего, что-нибудь да отсечет.
Шипя от боли и мысленно злоупотребляя лексиконом портовых грузчиков, я потащила себя к висящему на противоположной стене сарая секатору. Хорошо хоть, подсобка садовника не могла похвастаться приличным метражом – метра четыре в ширину и не более пяти в длину. Но эти метры злокозненно превратились для меня в километры.
Я лихо, со скоростью пять сантиметров в минуту, проскакала целых два метра, когда снаружи послышались чьи-то шаги. Дюбуа? Садовник? Кто бы это ни был, видеть я никого не хочу. Королевишна отдыхать изволит, не принимает никого.
Первым желанием было шустрой мышкой метнуться за штабель мешков и затаиться там. Но желание оказалось мертворожденным, поскольку эпитет «шустрая» ко мне сейчас не приклеишь – отвалится с ходу.
Пришлось затаиться посреди сарая. Может, руки раскинуть для большей правдоподобности? А что – торчит посреди сарая пугало огородное, чем не садовый инвентарь? Вид у меня для этого вполне подходящий, еще недавно чистенькие брючки с рубашкой после близкого знакомства с асфальтовым катком под названием Паскаль Дюбуа больше годились сейчас для рекламы стирального порошка. Вы видите эти пятна крови? А грязь? А непонятные потеки? Наш порошок легко справится со всем этим… Справится, короче.
Весьма гармоничное огородное пугало получилось: грязное, избитое, бинты развязались, пованивать начинает – выбирайте, птички, от чего скончаться хотите. Главное, не от смеха. Может, все-таки растопырить руки? А, не буду. Ребра болят.
Шаги приблизились, зазвенели ключи, скрипнул замок, и дверь распахнулась.
Наверное, в жизни Франсуа мало кто так радовался его появлению. Замершее вместе со мной сердце облегченно подпрыгнуло и понеслось вскачь, а державший меня вертикально внутренний стержень неожиданно исчез.
И я собралась с грохотом обрушиться на пол, но Франсуа мне не дал. Правильно, блямк и грюк сейчас не нужен, зачем привлекать внимание?
– О мой бог, что он с вами сделал? – голос парнишки дрожал, в глазах притаился ужас.
Я хотела независимо улыбнуться – «Подумаешь!», но о себе напомнили лопнувшие губы. В общем, изобразить действующую боевую единицу не получилось. Боевой ноль висел сейчас на плече Франсуа.
А дреды вблизи выглядят еще забавнее.
Парень осторожно усадил меня подальше от вонючего штабеля, затем вернулся к двери и прикрыл ее, после чего присел передо мной на корточки и зашептал:
– У меня очень мало времени, бокор скоро вернется. Он поехал в город за врачом из клиники, Мари не справляется. Ваша дочь все еще не пришла в сознание. Но! – почувствовав мой рывок, заторопился Франсуа. – Это и хорошо. Да, да, очень хорошо. В таком состоянии Папа Калфу не может на нее воздействовать. А вы молодец, – он сжал мою ладонь, – смогли помешать черному бокору. Но теперь надо спешить, вас Папа Калфу больше к ребенку не подпустит. Он и в живых-то вас оставил ради обряда посвящения Ники. Ваша дочь должна будет лично вырезать ваше бьющееся сердце. Но, поскольку сейчас она слишком мала для этого, бокор решил пока отправить вас на одну из его ферм. Будете работать там вместе с остальными слугами… – Я возмущенно дернулась и отрицательно затрясла головой. – Да, конечно, этого не должно произойти, я просто озвучиваю планы бокора. Пора познакомиться. Меня зовут Франсуа Дювалье, я студент Сорбонны, изучаю религии и языки. Русский – один из моих самых любимых. Слугой Папы Калфу мне пришлось стать ради спасения вашей девочки. Так случилось, что только она в состоянии справиться с черным колдуном-бокором. Нет, не так, она слишком мала для этого. Но она представляет реальную угрозу для Папы Калфу, потому что превосходит его по силе. Понимаю, для вас все это звучит полнейшим бредом, но на подробности нет времени. Сейчас все висит на волоске. Первые дни Дюбуа не мог начать работу с Никой, потому что малышка без вас не воспринимала ничего. Рядом с вами девочка ожила, и бокор немедленно предпринял попытку захвата ее сознания, но вмешались вы. До сих пор не понимаю, как вам это удалось, Папа Калфу невероятно силен. Но вы справились. И пусть девочке пришлось нелегко, зато пока она принадлежит свету. Пока. А вас завтра должны увезти. В общем, Анна, – парнишка грустно улыбнулся, – на все про все у нас с вами часов десять-двенадцать.
Глава 36
Франсуа поднялся и начал шагами измерять площадь сарая, дергая один из дредов с такой силой, словно собирался оторвать беднягу. Ага, значит, рвать на себе волосы от отчаяния – вот так и выглядит?
А вот я почему-то была абсолютно спокойна. Ведь выматывающей душу неизвестности больше не было. И пусть ближайшие перспективы вели себя, словно стая макак, демонстрируя мне свои ягодичные мышцы, но зато они были очень хорошо видны. А то, что я в очередной раз оказалась в… Сиживали, знаете ли, неоднократно, но заканчивалось это сидение, как правило, печально для самих устроителей вонючей западни.
Отчаявшись справиться с дредом, Франсуа вернулся ко мне и сел рядом. Он прислонился к стене и, отвернувшись, глухо проговорил:
– Я не знаю, что делать. События начали развиваться слишком стремительно, мы не успеваем. Нам не хватает всего-то одного дня, одного дня!
Я затормошила парня за плечо, привлекая его внимание. Господи, как же трудно жить, не имея возможности общаться! Как задавать нужные вопросы, как составлять план действий, как? Если не можешь ни спросить, ни написать?
Остается последний шанс – попытаться связаться мысленно. Да, знаю, одно дело – с ребенком-индиго, обладающим сверхспособностями, и совсем другое – с обычным человеком.
Франсуа повернулся, и я приблизила ладонями его лицо вплотную. Широко распахнутые темно-карие глаза заполнили все обозримое пространство. Я, не отрываясь, смотрела в них, мысленно повторяя одно и то же: «Кто – мы? Какой у вас был план?»
