Хотя нет, вон, в самом дальнем углу мансарды стоит что-то большое и прямоугольное, издали похожее на старинный сундук. Может, это и есть сундук, но проверять свою догадку не буду, ведь я почти уже доползла до нужного мне шкафчика.
Сердце, не так давно закончившее нелегкий подъем из пятки, толком отдохнуть так и не успело. Ничего, моторчик, потерпи, мы с тобой отдохнем, обязательно, но попозже. Хорошо? А сейчас постарайся не выпрыгнуть с грохотом из груди, ведь услышат же, прибегут проверять, что за шум.
Но сердце не слышало. Оно продолжало биться о сломанные ребра, словно пыталось вырваться наружу и лететь туда, к Лешке…
Перед шкафчиком я еще мгновение помедлила, не решаясь открыть дверцу. А вдруг там пусто? Вдруг колдун все же почувствовал Лешкину помощь и перепрятал бутылку? А вдруг…
Все, хватит, открывай!
Ну, здравствуй, родной мой, вот и я. Прости, что так долго, раньше не получилось.
Я потянулась к одиноко стоявшей бутылке, но руки вдруг затряслись так, что мне вряд ли удалось бы удержать стеклянную тюрьму. А что произойдет, если ее разбить, я не знала. Но вряд ли освобожденная душа сможет вернуться в свое тело без помощи колдовства. Отделение ведь произошло не естественным путем, из-за болезни, предположим. Здесь действовала черная магия, и последствия произвольного освобождения из колдовской западни могут быть самыми печальными. А бездушный манекен мне ни к чему, мне нужен мой Лешка…
Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, не отрывая взгляда от бутылки, и смогла наконец взять в руки и себя, и Лешкину тюрьму.
И прижаться к ней щекой. Счастье мое, жизнь моя, сердце мое, как бы я хотела забрать хоть часть твоей боли! Рассказать тебе, что происходит, объяснить, успокоить, обнадежить. Но не могу, господи, не могу!
Могу только любить. Безумно. Бесконечно. Беззаветно. Навсегда.
Почему плачет бутылка, почему мокрые ее стенки? Или это я? Но откуда у меня столько слез, чтобы ручейками стекать с темного стекла? Ведь выплакала, кажется, там, в сарае, все.
Все слезы боли физической. А сейчас плакала, криком кричала душа, пытаясь проникнуть туда, за стекло, найти оторванную с кровью половинку, прижаться к ней, раствориться в ней, стать единым целым.
Лешка, не смей оставлять нас одних, ты должен, просто обязан вернуться, слышишь?!
Вместо дождя – пыль,
Вместо ручья – стынь,
Вместо любви – боль,
Вместо тебя – стон.
Без тебя.
Стекло опять не справилось, не смогло удержать нас, разделить нас. А может, мои слезы растворили его.
Сколько мы пробыли вдвоем – не знаю. Вдруг обнаружилось, что в мансарду заглядывает уже не ночное, а утреннее небо. А я лежу на боку, прижав к груди ладонь моего мужа. Но… почему она такая странная, твердая, стеклянная? И где сам Лешка? Он же был здесь, вот только что, я тонула в бездонной нежности его глаз. Ты где?!
«Здесь».
Да, знаю, вспомнила. Ничего, жизнь моя, потерпи, совсем недолго осталось. Сегодня вечером здесь появятся те, кто сможет нам помочь. Они должны справиться с отравляющим все вокруг своей гнилью Паскалем Дюбуа и смогут вернуть тебя обратно. Обязательно смогут, не имеют права не смочь!
Но что нам делать до их прихода? Вдруг колдун пожелает навестить свое логово? Или, не дай бог, ему зачем-то понадобишься ты? Я ведь не отдам теперь тебя, пока жива – не отдам.
Ладно, зачем трястись заранее. Будем справляться с проблемами по мере их возникновения.
Но одну из них лучше предусмотреть заранее. Мерзье обязательно припрется сюда, хотя бы за своей змеюкой. А кстати, почему он этой ночью ее не забрал? Видимо, из-за Ники. Проторчал небось возле моей малышки всю ночь, надеясь застать момент ее пробуждения. Уверена на сто процентов, уроду обломилось.
Эх, нам бы с папиком сейчас к ребенку, она тут же проснулась бы. Ничего-ничего, скоро будем вместе.
Внезапно из коридора раздался какой-то шум. Не выпуская из рук бутылку, я подтащила себя вверх, зафиксировала вертикальное положение и добрела до двери. Выглядывать не стану, а послушать – послушаю.
Ага, кажется, хватились меня. Что-то возмущенно орет мерзье, ему робко блеют в ответ слуги, топот, беготня, хлопают двери. Ищут, наверное. Интересно, удалось Франсуа подкинуть версию побега на машине или будут досконально обшаривать дом?
В любом случае пора поискать хоть какой-то укромный уголок в этом почти лысом помещении. В шкафчик я помещалась пару дней назад, теперь это вряд ли получится. Растянуться на полу медвежьей (в моем случае – кошачьей) шкурой не получится, я, конечно, похудела за эти дни, но не настолько. В корзину к змее? Гадину жалко, хоть она и гадина. Остается вон та штука, похожая на сундук.
При ближайшем рассмотрении штука и на самом деле оказалась сундуком, причем старинным. На потрескавшемся от возраста дереве просматривалась полустертая резьба: причудливо переплетались какие-то жуткие, гротескные силуэты, перекошенные от ужаса лица, застывшие в немом крике рты, черепа, кости, жабы, крысы. В общем, очаровательная вещичка.
Зато большая. Крышка сундука ощерилась чуть ниже моего плеча, в длину эта гаргелья была метра полтора. Вот и славненько. Заглядывать, а тем более залезать я туда не собираюсь, а вот за ним спрятаться можно очень даже легко. Тем более что и стоит сундучара удобно – не вплотную к стене, а где-то в полуметре от нее, образовывая славный уютный закуточек.
В который я и засунула себя вместе с Лешкой.
Теперь остается только ждать.
Глава 38
В закутке угрюмо насупилась тишина. Шум и гвалт, слышанный мной возле двери, до сундука не долетал, увязая в гнилостной атмосфере змеиного логова. Гадина, кстати, вела себя на удивление примерно, скандалов больше не устраивала, погремушкой не трясла. Но оптимистичное предположение – сдохла, да? – закрепиться не могло, корзина периодически раскачивалась и скрипела. Наверное, тварюка ворочалась там, укладываясь поудобнее.
Сколько мы с Лешкой так просидели – не знаю. Говорят, счастливые часов не наблюдают. А несчастливые, по-вашему, постоянно за часами в щелочку подсматривают?
Когда впереди вихрится и бурлит неизвестность, мешая дышать, сдавливая сердце нарастающим напряжением и ощущением приближающейся беды, каждое мгновение, проведенное в теплом облаке любви и нежности, кажется последним. И его так не хочется отпускать…
Скрежет ключа в замке прозвучал набатом. Где-то на периферии сознания мелькнула и тут же спряталась мысль: «Молодец, Франсуа, успел запереть, иначе колдун сразу заподозрил бы неладное».
А вдруг это сам Франсуа? Пришел рассказать мне, как обстоят дела.
Обломитесь, мэм. Грузные шаги никак не могли принадлежать худощавому студенту Сорбонны. Парень ходит легко, словно скользит над землей. А сейчас пол сотрясался под тушей колдуна.
