Ян подошел, потоптался рядом.
– А раньше нельзя было предупредить? – спросил Илюшин, глядя на него снизу вверх.
– Это же Димитракисы.
– И что?
– Мы о них не очень… нам о них не всегда… мы стараемся о них не говорить.
– Ты удивишься, но я заметил. Может, теперь все-таки объяснишь, в чем тут дело?
– Вы будете смеяться.
– Господи боже мой! Нет, не будем!
– Но обещать не можем, – вставил Бабкин и сел рядом с напарником.
– Он говорит неправду, Ян. Рассказывай уже, ради всего пантеона ваших греческих богов!
Сергей хотел снова пошутить, но парнишка выглядел до того встревоженным и несчастным, что он сдержался.
– На них проклятие, – наконец выдавил Ян.
И запинаясь, еле-еле, так что из него приходилось вытягивать по одному слову и переспрашивать, рассказал, что дом стоял здесь с незапамятных времен, на отшибе, а все потому, что из деревни семью изгнали много лет назад.
– Старуха избавляла женщин от нежеланных младенцев, – сказал Ян. – Кто-то говорит, что это благо, а кто-то – что грех. Как бы там ни было, ей самой было лучше жить подальше от людских ушей и глаз. Еще она бралась исцелять мелкие болячки вроде чирьев или бородавок и даже заговаривала ноющие зубы.
Но ей хотелось наращивать свою силу. Она занялась делами, о которых даже при свете дня говорить жутковато. Нет, она не насылала порчу на скот и не выкапывала покойников – во всяком случае, за руку ее никто не поймал. Но в одной семье внезапно померла старая мать, от которой годами ждали и не могли дождаться наследства, а в другой – богатый родственник свалился в подвал и сломал шею. Она начинала со смертей нерожденных, а закончила тем, что стала избавлять от жизни тех, кто вплотную подошел к ее завершению.
Но все же чуть раньше срока. Чуть раньше.
Стали поговаривать, что с людьми, которые приходят к ней, потом случаются странные вещи. Даже если ты всего лишь хотел вылечить сыпь или избавиться от вросшего ногтя. Как будто сотворенное ею зло понемногу стало возвращаться обратно, только вот молния ударяла не в одну точку, а делилась на всех, кто оказался поблизости.
А потом в ее дверь постучалась женщина, у которой было слишком много детей.
– Как это слово? – щелкнул пальцами Ян. – Когда чужие дети…
– Мачеха?
– Да, оно. Но только она была не мачеха. Родная мать.
Была ли она больна или же просто в ее сердце было слишком мало человеческого – кто знает. Детей было пятеро, и от младших, близнецов, она захотела избавиться.
Неделю спустя женщина похоронила обоих. Они сгорели от короткой сильной болезни, как она и просила. Но следом за ними заболели остальные, включая старшего, ее любимца.
– Эпидемия, – пожал плечами Илюшин.
– Больше в деревне никто не умер, – возразил Ян. – Нет, это из-за ведьмы.
Похоронив всех своих детей, женщина впала в безумие и прокляла старуху.
– У нас это называют проклятием убийцы. Невинные не умеют проклинать. Только те, кто сам проклят.
На следующую ночь жилище ведьмы вспыхнуло. Она сгорела заживо, и вместе с ней ее дочери – все, кроме одной, которая исчезла на несколько лет. Много позже она вернулась и отстроила дом заново, а после родила своих дочерей, а те – своих собственных. Но дети появлялись на свет больными, и из поколения в поколение все в деревне видели: проклятие никуда не исчезло.
– Она может забрать чужое здоровье и жизнь, – убежденно сказал Ян.
– Кто?
– Роза. Их мать. Ей нельзя попадаться на глаза.
Макар вспомнил узкое лицо, темное и бесстрастное, как у идола.
– Она может сглазить, только взглянув на человека!
– А ее муж?
Юноша покачал головой:
– Он вообще не местный. На них всегда женятся чужаки. Среди наших таких храбрых нет. Мать говорит, Роза двадцать лет назад была красавица. Не знаю… По-моему, она всегда была старуха… Их дом пытались поджечь много лет назад… Я тогда был маленький, ничего не помню.
– Это с тех времен он черный?
– Да. Андреас нарочно его не отмывает, чтобы всем было стыдно. Катерина чуть не сгорела. Но ее мать – ведьма, она ее спасла. С тех пор не колдует. Может, боится, а может, всю силу потратила. Но все равно от нее надо держаться подальше!
Юноша понизил голос и непроизвольно обернулся.
Бабкину стало смешно.
– Слушай, дружище, а ты нас не дурачишь? Ей-богу, для местных баек это слишком плохо сляпано. Ведьмы, младенцы, проклятие… К тому же ты сам рассказывал, что покупаешь рыбу у этого… Как его? Андреаса.
– Рыба – это другое. Она морем очищена.
– А помидоры?
Ян запнулся.
«То ли наивный, то ли нас держит за идиотов», – решил Сергей.
– Поэтому в деревне о них никто не стал говорить?
– Да. Все боятся проклятия.
Макар покачал головой. Он не понимал, как относиться ко всей этой истории. Есть места, которые сами подталкивают людей к сочинению сказок. Но здесь, в жаркой сонной тишине, пропитанной запахами терпких трав? Он готов был услышать эхо легенд о богах, неузнанными бродящих среди людей, о козлоногих сатирах и нимфах, о наследниках героев и потомках древних химер, что бьются друг с другом, пока время течет мимо них, разбиваясь о миф, словно море о скалы, – но ведьма не вписывалась в этот конструкт.
Мысли его вернулись к Ольге Гавриловой и двум девушкам, что встретились им по дороге на мыс.
Несколько минут Илюшин напряженно размышлял.
– До Димитракиса надо доехать… – подал голос Сергей.
– Нет. – Илюшин встал и отряхнул брюки. – Идем обратно. Вы по правой стороне дороги, я по левой, и очень внимательно рассматриваем обочину.
Бабкин с Яном изумленно воззрились на него.
– Что значит – обратно?
– Это значит – вон туда! – Илюшин махнул рукой.
– Зачем?
Этот вопрос Макар оставил без ответа. Бабкин с Яном переглянулись.
– Эй, эй! – позвал Сергей. – Мы что, от баек про ведьм плавно перешли к охоте на них?
– Давайте, пока солнце за облаком!
С этими словами Илюшин бодрым шагом двинулся прочь, высматривая что-то в кустах. Казалось, рассказ Яна придал ему сил.
– А что ищем-то? – вслед ему крикнул Бабкин.
– Узнаешь, когда найдешь.
– Похоже, что труп, – пробормотал Сергей. – По такой жаре можно не глазами смотреть, а носом принюхиваться. Эй, эй, парень, ты чего! – Он подхватил начавшего заваливаться вбок Яна. – Шучу! А ты уже в обморок намылился…
