– Ну и шутки у вас!
– Не хуже, чем твои истории…
Оба припустили за Макаром, недоумевая и злясь, однако на все их расспросы тот молча тыкал пальцем в заросли: смотрите, мол, внимательнее. От расправы Бабкина его спасло лишь то, что солнце действительно плотно затянула флотилия облаков, набежавших с севера, и одновременно поднялся сильный ветер.
Ветер-то им и помог. Он прошелся широким гребнем по зарослям высокой густой травы, и среди расчесанных на прямой пробор зеленых волн мелькнули серебристые спицы велосипедного колеса.
3
– Как ты догадался? – спросил Сергей.
Они сняли отпечатки с руля, сравнили с теми, что в избытке нашлись на камере и бинокле, и получили ответ, которого Илюшин и ожидал.
– Пытался представить, что могло заставить ее выскочить в одной пижаме и тапочках из комнаты. Из номера виден дом Димитракиса. Если ее разбудил уход мужа, она встала, подошла к окну, взяла бинокль, как делала много раз… И что-то увидела…
– После чего рванула на велосипеде одна?
Сергей с сомнением почесал переносицу.
– Получается, что так.
– Не позвала мужа, не разбудила персонал?
– Меня это тоже удивляет, – признал Макар. – И еще очень хотелось бы знать, колесо у велосипеда лопнуло на пути туда или обратно.
– Пора связываться с местной полицией.
– Зачем? Для отпечатков у них найдется логичное объяснение, и вряд ли на их основании выдадут разрешение на обыск дома. Но что-то не так с этим Димитракисом…
– Только не говори мне про ведьму! Мальчишка – дурачок.
– А деревенские – тоже дураки?
Бабкин вспомнил всеобщее молчание, воцарившееся при одном упоминании семьи рыбака, и осекся.
– Простые люди, суеверные, – не совсем убежденно сказал он.
– Это безусловно. И простые, и суеверные. Но понимаешь, суеверие ведь должно на чем-то стоять. Не может быть такого, чтобы с пожара прошло сто лет, а от дома до сих пор шарахаются. Должно быть что-то еще…
Следующий час они просматривали новости.
«Жестокое столкновение в центре Афин между болельщиками и пакистанцами».
«Врач в больнице Салоников задержан за взятку».
«Пенсионеры протестуют против сокращения пенсий и ограничения доступа к здравоохранению».
«Неконтролируемый поток беженцев: полиция расписалась в беспомощности».
«Греческий зоопарк обвиняется в жестоком обращении с дельфинами».
«Жертвы кризиса получат три миллиона долларов».
Затем – криминальная хроника. Британская туристка утонула на Крите; частный самолет разбился в горах на северо-востоке; на острове Лесбос произошло землетрясение, трое погибших; беженцы из Сирии были задержаны у берегов Хиоса и оказали сопротивление полиции.
– Последняя новость: «Польский жонглер покусал греческого полицейского», – зачитал Илюшин.
– Смеешься?
– Нет. Сам посмотри.
Вместо того чтобы посмотреть на экран, Бабкин взглянул в окно. Заходящее солнце окрашивало море в нежный розовый оттенок, словно в нем отражались невидимые алые паруса корабля Артура Грея. Он некстати вспомнил, что Маша очень любит эту книгу, и эта мысль потянула за собой воспоминание о рубашке, про которую он за последние часы успел забыть. Раздражение снова всколыхнулось в нем, точно ил, поднявшийся со дна.
– Хорошо, – сердито начал он. – У нас есть версия. Предположим, Гаврилова стала свидетельницей преступления, попыталась вмешаться, и ее убили или просто вырубили. Лежит она, связанная, в подвале этого Андреаса или, при плохом раскладе, в его же огороде. Как ты собираешься решить это без полиции?
– Я собираюсь… – начал Макар.
В дверь постучали.
Некрасивая горничная лет двадцати принужденно улыбнулась, обнажив плохие зубы, и обвела комнату взглядом.
– Ян?
В туалете зашумела вода, и юноша показался на пороге.
– Дорис! Извините, Макар, это за мной! Мне пора идти.
– Постой минуту, – попросил Илюшин. – Хочу у нее кое-что спросить. Она знает что-нибудь о доме Димитракиса?
В точности как и жители деревни, девушка при упоминании фамилии рыбака перестала улыбаться, и лицо ее окаменело.
– Скажи ей, мы думаем, это он виноват в исчезновении русской. Он или его семья.
Бабкин был уверен, что эти слова испугают бедняжку еще сильнее. Но стоило Яну перевести фразу, как куцые бровки полезли вверх. Щеки вспыхнули, и горничная яростно затараторила, размахивая руками.
– Она говорит, Андреас здесь ни при чем, и чтобы вы не смели возводить поклеп на местных жителей, они все хорошие люди, даже те, за которыми водятся разные грешки! – Ян едва успевал переводить. – Полиция не стала арестовывать русского, потому что все боятся потерять туристов, но люди знают, кто на самом деле виноват!
– Что знают? – не выдержал Сергей.
– Человек не будет напиваться, если для этого нет причин! Он не будет глушить свою совесть! Ему место в тюрьме, и если вы увезете его с собой, все вздохнут свободно. Забирайте его в свою Россию, пока он еще кого-нибудь не убил!
– Стой-стой-стой! – Илюшин выставил перед собой ладонь. – Дорис, о чем ты говоришь?
Новый поток слов.
– Она рассказывала обо всем полиции, но ее никто не стал слушать. Взяточники и воры, вот они кто, и наверняка он подкупил их так же, как и всех остальных.
– Кого подкупил?
– Она, наверное, про то, как Гаврилов деньгами швырялся, – предположил Сергей.
– С чего она взяла, что это он расправился с Ольгой?
Девушка бросила короткую фразу, прозвучавшую как гневный птичий выкрик:
– Он ее бил!
– Что?
– Подождите, Макар, я переспрошу…
Ян с горничной быстро заговорили, перебивая друг друга. Со стороны их диалог выглядел как отчаянный спор, но когда Дорис замолчала, юноша утешающе положил руку ей на плечо. Горничная что-то прошипела ему в лицо, и он смущенно отодвинулся.
– Она утверждает, что Гавриловы постоянно ссорились. Она слышала, как они кричат друг на друга, а один раз он ударил жену прямо в коридоре отеля. Они возвращались с ужина, и он дал ей оплеуху. Это было в самом начале отдыха. И такое случалось не один раз и не два. Когда Дорис заходила, чтобы поменять белье, женщина лежала на кровати и плакала, а руки у нее были в синяках.
Ян перевел взгляд на Илюшина, и глаза его расширились.
– Слушайте, это правда! У нее все время были синяки! Я думал, это из-за того, что она лазит по кустам…
Дорис выпалила что-то еще.
