Макар покружил еще и внезапно обнаружил тропу. Узкая, едва заметная, она определенно вела вверх, под кроны пиний. Он начал подниматься. Очень скоро ему стало ясно, что в действительности заросли, казавшиеся непроходимыми, прошиты непрерывными стежками тайных ходов.
Илюшин карабкался выше и выше. В какой-то момент он утратил не только чувство времени и пространства, но и понимание, зачем он это делает. Он ощущал себя героем сказки, которого ведет за собой разматывающийся клубок. Ему повезло ухватить кончик ниточки, и Макар не собирался выпускать его из рук.
Однако дважды вернувшись к велосипеду, он понял, что ходит кругами.
Это его озадачило. Вот тропа, прямая как стрела – ладно, пусть не стрела, пусть змеиный хвост, но все равно непонятно, как она приводит его обратно.
Он проделал весь путь заново, пытаясь сообразить, где сворачивает не туда, – и, выйдя к исходной точке, расхохотался.
Лес определенно его дурачил.
В четвертый раз Илюшин пошел очень медленно, глядя не вперед, а вокруг и под ноги. Ему попался камешек с дыркой; он поднял его, хотел сунуть в карман, но почему-то выбросил в кусты. Чуть дальше его внимание привлекла сухая птичья кость: череп с клювом, не больше детского кулачка, белый и пустой. Макар повертел находку в руках. Все бы ничего, только как она оказалась в расщелине дерева? Он засунул череп обратно, но повернул его клювом в другую сторону, чтобы смотрел не на тропу, а в лес.
Мимо следующей метки он прошел бы, не помоги ему ветер. В траве, пригнутой к земле, он увидел глиняного человечка. У него было плоское лицо без глаз, рта и носа, и единственная очень длинная рука, растущая из живота.
Ребенок балуется, расставляя по лесу поделки, подумал Илюшин.
Он постоял перед фигуркой. Затем сел. Чем дольше он смотрел в безликое лицо, тем яснее становилось, что это божок. Он снова потерял счет времени и, кажется, просидел довольно долго, потому что шею успело опалить солнцем. Сознание странно затуманилось. Словно вместо виноградного сока с утра ему подлили вино.
«Надо вернуться в отель», – подумал Илюшин. Смутная угроза исходила от безглазой фигурки. Макар тряхнул головой. Среди скомканных мыслей вдруг отчетливо мелькнул неожиданный образ – куница, бегущая по следу. У нее были широко расставленные полукруглые уши и блестящие глаза.
Этот воображаемый зверек проложил тропу в спутавшейся траве, которой была набита его голова.
«Какое еще вернуться? Ополоумел я, что ли?»
Илюшин, пошатываясь, встал. Все-таки, похоже, напекло затылок! Просиди он тут еще немного, свалился бы с солнечным ударом.
Он помедлил, смутно ощущая, что не сделал чего-то важного. Ладонь сама нырнула в карман, и пальцы нащупали горсть леденцов, которые вручила ему Агата. Макар выложил их перед человечком. Пусть ребенок, который их найдет, порадуется. Он наверняка вернется к этой своей… кукле.
Как только горсть конфет рассыпалась перед божком, мутный туман в его голове растаял без следа.
Илюшин вернулся на тропу. Теперь он не следил за поворотами, просто шел и шел, пока за широкими стволами не мелькнула серая стена.
Он нашел дом Катерины.
Продравшись через можжевельник, Макар выбрался на небольшую утоптанную площадку.
Как он и предполагал, отсюда земля Димитракиса была видна как на ладони.
Три теплицы, длинные грядки, сети, развешенные на просушку перед домом. Два сарая, примыкающие один к другому, – похоже, второй был достроен позднее. «Интересно, как он спускает лодки в бухту?» Ничего примечательного или бросающегося в глаза.
Маленькая постройка выглядела более многообещающей.
Дверь была приоткрыта. За ней слабо развевалась прозрачная кружевная занавеска – в точности как в доме у его бабушки, в деревне под Рязанью. Илюшин постучался и, не дождавшись ответа, заглянул внутрь.
Комнатушка оказалась больше, чем он ожидал. Широкий топчан, небрежно задернутый клетчатым покрывалом. Узкий пенал платяного шкафа. Три складных мольберта на деревянных ногах. Стол перед окном завален карандашами, обрывками бумаги, банками, коробками, пестрыми лентами и мотками бечевки… Другой человек сказал бы, что здесь царит бардак, но Макар угадывал внутреннюю логику в этом нагромождении вещей.
Пахло лаком, скипидаром, травами и древесной стружкой. Под балками покачивались десятки маленьких высушенных букетиков с крошечными желто-белыми цветками.
Больше всего его поразили стопки книг по углам. Они высились едва ли не до потолка. Корешки их были истрепаны до дыр. Он снял несколько верхних и с изумлением обнаружил среди них Библию на русском языке и «Котлован» Платонова. Некоторое время Макар осмысливал, откуда они могли здесь взяться, пока не сообразил: отель! Кто-то из отдыхающих оставил их в «Артемиде». Любопытно, каким путем они попали в этот домик? Скорее всего, притащил Ян.
Под высокой кроватью желтели фанерные ящики. Илюшин беззастенчиво обыскал их – они оказались забиты тубами с краской и разобранными подрамниками.
Здесь ему больше нечего было делать. Макар вышел, укрылся за можжевеловым кустом, наблюдая за домом Димитракиса.
Под деревом раскачивалась на качелях старшая дочь Андреаса. До него доносился громкий визгливый смех.
В дверях показался рыбак. К нему немедленно побежали непонятно откуда взявшиеся козы. Мина спрыгнула с качелей, упала и заревела во все горло.
Андреас обнял дочь и повел на крыльцо, явно приговаривая что-то утешительное, потому что плач прекратился.
Илюшин пригляделся – в окне маячило лицо. Он не сомневался, что это старуха, жена Димитракиса.
Рыбак, кажется, прикладывал к ушибленной коленке носовой платок. Роза смотрела на них через стекло, но наружу не выходила.
Илюшин выждал еще немного, затем осторожно поднялся и, пятясь, скрылся в лесу.
Под ногами валялись шишки с растопыренными чешуйками. Земля была выстлана ржавой хвоей. Следуя чутью, он выбрал наименее утоптанную тропу и пошел, неуклонно удаляясь от дороги.
Катерина, Катерина…
Вчера вечером Агата дополнила короткое описание Яна. Да, сказала она, бедная девочка не говорит, но проку от нее едва ли не больше, чем от всех остальных в ее семье. Она рисует – море, лес, деревню… Туристы покупают ее мазню. Хотя если бы кто спросил Агату, там сплошные пятна зеленого и синего цвета, даже ее пятилетний племянник мог бы намалевать не хуже. В городе есть сувенирная лавка, и старый Персакис берет их у нее пару раз в месяц. Агата видела своими глазами: некоторые картинки даже стоят в витрине! Хотя они совсем маленькие, не больше пары открыток в ширину.
Поэтому она не помогает отцу на рыбалке. Бережет руки. С ним ходит только Мина, его любимица. Изредка, в хорошую погоду. Дай бог здоровья Андреасу! Он заботится о дурочке так, как не всякий заботился бы об умнице.
