Оля тихонько смеется. Димка взглядывает на нее почти испуганно.
– Эй, ты чего?
– Ничего. Давай придумаем, как она выведет его из себя. Он должен избить ее! Понимаешь? Должен!
Перед ее фанатичной убежденностью Синекольский сдается.
– Давай…
Двое подростков, сидя на чердаке, перебирают жизни мужа и жены, словно перетряхивают мешок с барахлом.
– Что он любит? Ну, хобби какое…
– Бухать у него хобби!
– Идея! А бутылки у вас есть? Типа, водка дорогая. Или даже коньяк…
Оля качает головой. Нет, дорогих бутылок в их доме не водится.
– Рыбачит, может?
– Да не…
– Слушай! Чего мутить! А пускай просто суп ему пересолит?
– Брось! Он не взбесится.
– Раньше бесился…
– Да он смирный как монах.
– Ты хоть одного монаха видала?
– Отстань!
– Ну, елки… тогда туалетную бумагу ему замени на рулон наждака.
Оля ошеломленно смотрит на Димку, а спустя секунду валится на пол от хохота.
– Ха-ха-ха! Наждак!
– Тихо ты! Ржешь как лошадь.
– Ха-ха-ха!
– Белка! Погонят нас отсюда ссаными тряпками! Все из-за тебя.
Девочка зажимает рот руками. Но смех рвется из нее, целый фонтан хохота. Благодаря дурацкой Димкиной шутке отец из страшного чудовища на секунду превратился в противную неопасную тварь вроде таракана. Хлопнул тапочкой – и нет его.
Она неохотно успокаивается. Перестать смеяться означает распрощаться с этой иллюзией. Отец не таракан, а если и таракан, то гигантский, хищный, способный одним движением челюстей перекусить двух маленьких человечков, ее и маму.
– Интересно, бывают хищные тараканы?
– Хочешь ему в трусы подбросить?
Оля снова валится на пол от беззвучного смеха.
Димка чувствует что-то неладное в этом буйном веселье.
– Скажи, что ее мужик с работы провожал до дома. Раз твой батя ревнует…
Девочка морщится. Он ревнует не по-настоящему. Точнее, ярость его неподдельна, а вот повод для нее надуман, и он сам об этом знает. В памяти всплывает Марина. «Трется, шкура, со всеми подряд…»
– А Марина правда изменяла мужу?
– Конечно, правда. – Димка смотрит на нее с удивлением. – Весь поселок в курсе.
Какие еще уязвимые места у отца? Оле нравится размышлять об этом. Она так долго была удирающим кроликом, что сейчас, когда в ней проснулась лиса, хочет сполна насладиться этим новым чувством.
Подумать только – они вдвоем с Димкой сочиняют хитроумный план!
Они загонят отца в яму с острыми кольями.
– А книги он читает какие-нибудь?
Нет, он ничего не читает.
Он не смотрит телевизор – или, во всяком случае, не смотрит его осознанно.
Ему неинтересна охота.
У него нет друзей.
Девочка впервые задумывается о том, до какой степени пуста повседневная жизнь ее отца – точно старая дождевая бочка с гнилой дырой, что валяется за сараем. Какими событиями она заполнена? Пьянками, домашним мордобоем и странным времяпрепровождением в разношерстной компании мужиков, которую отец называет увесистым словом «коллектив». «Посидим с коллективом», – авторитетно говорит он, уходя из дома. Следующие пять-шесть часов они проведут вокруг дощатого стола, стуча костяшками домино и обсуждая политику с такими смехотворно важными лицами, что даже Оле понятно: ни один из них ни черта не смыслит в том, о чем говорит.
Что еще?
Жратва. Сон. Вечерняя газета, которую он читает от корки до корки. В это время никто не смеет его отвлекать – отец погружен в дела внешнего мира!
Вот только Оля однажды вместо свежей газеты подсунула ему вчерашнюю. Он изучил ее с обыкновенным тщанием. Девочка с содроганием сердца ждала гневного окрика, но ничего не произошло. С надутым от важности лицом отец прочитал старую газету, изученную накануне, и удовлетворенно отложил ее в сторону. Он не вспомнил ни одной статьи.
Что еще есть в его жизни?
Ах да, бабушка. Его обожаемая мать, чем дальше, тем больше напоминающая безмолвного каменного божка, которому они с мамой приносят жертвоприношения в виде тарелок с борщом и утреннего творога.
Смутная догадка, что их жертвоприношение в действительности заключается вовсе не в этом, на миг вспыхивает в Олиной голове. Но сразу вытесняется более простой и понятной мыслью.
– Димыч! Я знаю!
– Чего?
– Я знаю, чем она его взбесит!
Глава 10
Греция, 2016
1
На заднем дворе Бабкин разгружал коробки с продуктами под восхищенные перешептывания поваров. Поначалу он воспринял эту работу как наказание. Он! Сыщик! Бывший опер! Пользовавшийся, между прочим, всеобщим уважением – и выполняет обязанности зеленого юнца! Бабкин скрипел зубами и мысленно клялся Илюшину поставить это в общий счет.
Коробки оказались действительно тяжелыми. Сергей перетаскал из фургончика в подсобку восемь штук и вдруг понял, что ему это нравится. Он обливался потом, испачкал рубашку и, кажется, слегка потянул мышцу. Но его до смешного радовало, что эта работа действительно необходима.
«Мальчишка бы не справился».
– Сергей! Сергей!
Бабкин только что подхватил коробку с банками зеленого горошка. Появление Яна его не порадовало. Он намеревался трудиться еще как минимум час.
– Что-то рано вы вернулись, – прохрипел он.
– Мне кажется, Макар решил убивать Гаврилова!
– Это ему только на пользу.
– Кому?
– Обоим.
Но коробку Сергей все-таки поставил.
– Гаврилов следил за Синики… Синека… этим человеком, которого вы ищете! – выпалил Ян.
– Что-о?
– Да, это правда! Его продавец опознал!
Бабкин присвистнул.
– Гаврилов в номере?
– Не знаю, – растерялся Ян. – Ваш друг туда пошел… Да, наверное.
– Не вздумай тут без меня ничего перетаскивать! – приказал Сергей. – Пупок надорвешь.
Ледяной голос Илюшина он услышал, едва подойдя к номеру клиента. Дверь была приоткрыта, и Бабкин задержался на несколько секунд, прежде чем постучать. Он только сейчас понял, до какой степени взбешен Макар. Если даже ему стало не по себе, страшно представить, каково Гаврилову.
Сергей был прав. Петр Олегович протрезвел разом, словно его окунули с головой в прорубь. Он пытался вынырнуть, но каждое слово нанятого им сыщика давило на плечи, топя и не давая вдохнуть.
