Жуюй почувствовала себя так, будто слова Шаоай сметают ее в пропасть – слова, в которых нет смысла, но есть что-то безумное и потому неодолимое.
– Но мы с Енин правда не имеем друг к другу отношения, – сказала она и тут же поняла свою ошибку. Сойти с позиции молчания, дать себе ввязаться – уже она позволяет Шаоай то, чего та не заслуживает.
– Ты не поняла, – сказала Шаоай. – Я о ней говорю только для примера. Хорошо, может быть, она неудачный пример. Но те, кого убили на площади Тяньаньмэнь? Ты задумалась хоть на секунду о них, об их семьях? Ты спросила Можань или Бояна про то, что они видели или слышали? Нет и нет, потому что эти погибшие не имеют к тебе никакого отношения; следовательно, они для тебя ничто. Смею тебя заверить, такой взгляд не у тебя одной. Революция подавлена, и теперь все больше и больше людей будут выбирать эту позицию, но тебя это не извиняет. Ты, должна тебе сказать, видимо, бессердечная от рождения – или твои тети-бабушки великолепно промыли тебе мозги. В любом случае твое безразличие ко всему, кроме твоей крохотной веры, просто ужасает. Конечно, ты можешь пожать своими грациозными плечиками и сказать: какое мне дело до твоего мнения?
Жуюй, дослушав монолог Шаоай, ничего не сказала. Ее молчание, похоже, разозлило Шаоай еще больше.
– Ну? – спросила она. – Снизойдешь до того, чтобы ответить мне?
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Дело не в том, что́ я хочу от тебя услышать, а в том, что ты сама хочешь сказать. Давай же, защищайся. Защищай своих теть. Пусть у нас по крайней мере будет хоть какой-то разговор на равных.
– Мои тети не нуждаются в моей защите.
– А ты сама?
– Считай меня кем угодно, да хоть никем, мне все равно, – сказала Жуюй и, к своему облегчению, услышала шлепанцы Енин.
До того как Шаоай успела найти новые слова, Енин вошла в спальню.
– Почему вдруг молчание? – промолвила она в темноту с легким смехом. – Мне казалось, вы тут хорошо проводите время.
На следующий день Шаоай помогла Енин перебраться в общежитие, и, когда она не вернулась к ужину, Тетя поинтересовалась вслух, не говорила ли Шаоай, что и сама собирается сегодня туда переселиться.
– Неужели я такую важную вещь прослушала? – спросила она Дядю, но он заверил ее, что и сам ничего такого не слышал.
Тетя спросила Жуюй, и она ответила, что тоже не знала о таком намерении Шаоай, если оно было. Может быть, в глазах Шаоай Жуюй была кем-то вроде тех птиц, что занимают чужие гнезда; но эта мысль не заставила Жуюй испытать сожаление и не уменьшила ее облегчение от перспективы получить спальню в свое полное распоряжение.
Когда кончали ужинать, Шаоай вернулась и с жестким лицом объявила, что решила в этом семестре ездить на занятия из дома. Дядя и Тетя нервно переглянулись.
– Кто-нибудь из начальства говорил с тобой? – спросила Тетя.
– Нет.
– И что это значит? Что все будет хорошо?
– Ничего никогда не будет хорошо, если тебе интересно мое мнение, – отрезала Шаоай.
– Но университет… они… они тебя… – Тетя тщетно пыталась подыскать слова.
– Тебя беспокоит, что меня исключат? И я не получу диплома, не устроюсь на службу и вечно буду жить за твой счет? – спросила Шаоай. – Я вот что тебе на это скажу: на свете происходят вещи и похуже, чем не получить бесполезный диплом по международной торговле и отношениям.
Тетя и Дядя проводили взглядами Шаоай, метнувшуюся в спальню. Была бы в ней дверь, подумала Жуюй, Шаоай хлопнула бы ею, разыгрывая свою драму как положено, и, словно Шаоай пришла в голову та же мысль, она вышла из спальни, сказала, что в доме душно и она выйдет прогуляться. Тетя посмотрела на часы на стене и хотела что-то сказать, но не стала, увидев, как Дядя еле заметно покачал ей головой. Секунду спустя дочь хлопнула входной дверью; колокольчик на ней, никем не придержанный, бешено закачался.
Никто не проронил ни слова, но затем Тетя, подняв глаза и встретившись взглядом с Жуюй, вздохнула и пожалела вслух, что они с Дядей не смогли обеспечить ей более спокойное житье, что Шаоай так вызывающе себя ведет.
– Знали бы твои тети, какие мы плохие родители, не послали бы тебя сюда, наверно, – сказала Тетя с удрученным видом.
– Для каждой семьи написана своя книга испытаний, – промолвил ее муж, глядя на Жуюй участливо, побуждая ее согласиться с ходячей фразой, что она и сделала, сказав, что Тетя не должна так переживать, что все в конце концов образуется.
Очень желая поверить кому-то – предпочтительно не мужу, – Тетя, похоже, ухватилась за слова Жуюй и повторила изречение, словно, успокоившись благодаря собеседникам, захотела внушить им в ответ еще большее успокоение. Когда из комнаты Дедушки, который еще не ужинал, послышались требовательные звуки, Тетя встрепенулась и взялась за дело. Дядя с нежной печалью смотрел, как она наполняет миску жидкой кашей и добавляет сверху мягкий ферментированный тофу. По крайней мере, подумала Жуюй, у нее есть он, а у него она, они могут держаться друг за друга, как держатся ее тети-бабушки.
Когда Тетя вышла из комнаты, Дядя сказал, обращаясь к полупустым тарелкам:
– Очень мило с твоей стороны, что ты такая тактичная.
Жуюй невольно усомнилась, что Дядя, который очень редко начинал разговор, сейчас говорит именно с ней. Она посмотрела на него, но он только улыбался, глядя на остатки еды, как улыбался, когда соседи дразнили кого-нибудь во дворе или когда Тетя жаловалась на погоду. Жуюй не была уверена, что он ждет от нее ответа.
– Шаоай с самого начала была своенравная, – продолжил Дядя. – Трудный ребенок, прямо скажем. Мы разговаривали с Тетей про второго ребенка, она хотела, но я был против, мне подумать было страшно, что придется пройти через все еще раз.
– У вас мог родиться кто-нибудь с другим характером, – сказала Жуюй. – Я слышала, что у одних и тех же родителей могут быть совсем непохожие дети.
Дядя вздохнул.
– Нам многие это говорили, но я не верил. Честно говоря, я жалею теперь, что был такой упрямый. Если бы мы завели второго, сейчас нам, может быть, легче было бы, как ты считаешь? По крайней мере Шаоай бы училась быть доброй к младшим. Нам очень грустно, что она не приняла тебя как члена семьи.
Жуюй покачала головой, словно давая понять, что это не имеет значения. Если бы у Дяди и Тети был еще кто-нибудь – мальчик, скажем, – ее тети-бабушки, скорее всего, сочли бы эту семью неподходящей для Жуюй и отправили бы ее жить в другое место, к другим людям… но все это пустые, бесполезные мысли. Она встала и сказала, что уберет со стола, если Дядя не будет доедать.
Последние дни лета, как всегда, были солнечные. Августовская жара, хоть и сходила уже на нет, была все же достаточно сильна, чтобы создавать иллюзию нескончаемости минуты, дня, времени года. Цикады, упрямые создания, долгие годы прожившие под землей, не желали покидать своих постов на деревьях; но дни их были сочтены, закат глушил их песни и приносил, наряду с первым прохладным дуновением, осенний стрекот сверчков.
