Никто из обитателей двора не пробовал танг – апельсиновый сок из американского порошка. НАСА назначило танг официальным напитком астронавтов, о чем поведал телезрителям рекламный ролик; в нем капля жидкости падала в замедленной съемке, отделившись от стакана с соком до того насыщенного цвета, что Можань невольно морщилась от контраста между оранжевой яркостью на экране и серостью вне экрана. Все больше и больше ее жизнь напоминала ей акварельные наборы, которые ей покупали в начальной школе, новый набор перед каждым учебным годом. Краски были самые дешевые: двенадцать овалов и крохотная кисточка в узкой коробочке. Набор выглядел красивым только до того, как она его открывала: краски, сколь бы прилежно она ни наносила их вновь и вновь, на бумаге смотрелись очень бледно, а овалы потом высыхали, трескались и крошились. Тем не менее она никогда не выпрашивала у родителей набор подороже – вроде тех, что гордо носили в школу иные из одноклассников. Можань знала, что родители, если их попросить, наскребут на хорошую акварель, обойдутся несколько раз без мяса; но она боялась, что окажется недостойна дорогого набора.
Однако день, когда Жуюй купила банку с тангом, был не из тех дней сумрака и блеклой акварели. Тетя была поражена необычным подарком. Он стоил восемнадцать юаней – у Можань за месяц меньше уходило на школьные завтраки; продавщица, женщина средних лет, посмотрела на Жуюй, когда та достала две бумажки по десять юаней, с неодобрительным любопытством и, повернувшись к кассе за сдачей, негромко сказала другой продавщице, что не понимает родителей, которые балуют ребенка такой роскошью. Можань это обеспокоило, но Жуюй стояла, точно не слышала, хотя произнесено было явственно и наверняка для ее ушей.
Вечером Боян и Можань пришли посмотреть, как Тетя пробует свой подарок. Шаоай в тот день к ужину домой не явилась, и Жуюй видела, что Тетя и огорчена отсутствием дочери в свой день рождения, и испытывает облегчение из-за того, что ужин, который приготовил ради нее Дядя, прошел гладко, без обычного напряжения.
Тетя поставила в ряд несколько кружек и торжественно насыпала в каждую оранжевого порошка, а Дядя налил в каждую горячей воды из чайника. Но не кипятка, объяснил Дядя, потому что слишком высокая температура разрушает витамин C. А почему не просто воды из крана, спросил Боян, и Тетя сказала, что холодная вода вредна для желудка.
– Вам всем надо научиться заботиться о своем организме, – добавила она. – Вы не вечно будете такими юными.
Порошок растворился мгновенно, и жидкость в каждой кружке приобрела именно такой яркий цвет, какой сулила телереклама.
– А теперь идите, несите по кружке в каждую семью, – сказала Тетя Можань и Бояну. – И не забывайте говорить, что это подарок от Жуюй.
– Прямо сейчас? А нам самим попробовать? – спросил Боян.
– Свою долю получите, когда вернетесь, – ответила Тетя и спросила Дядю, есть ли у них еще кружки.
– Уж слишком вы щедры, – сказал Боян. – Так у вас банка опустеет моментально.
Дядя, который был в редком для себя хорошем настроении, заметил, что Тетя будет этому только рада: она получит новенькую емкость из-под танга, которую сможет гордо носить с собой.
– И на этот раз она даже сможет хвастаться, что мы сами выпили весь танг, – сказал он.
Тетя изобразила гнев и велела Дяде перестать над ней издеваться. Боян засмеялся и, взяв две кружки, придержал открытую дверь для Можань, которая вышла следом со своими двумя. Жуюй взяла кружку и сказала, что поставит ее в спальне для сестры Шаоай. И про Дедушку не забудьте, сказала Жуюй Тете, что заставило ее отлить немного из своей кружки и отнести Дедушке.
Ночь была ясная, и почти полная луна серебрила двор. Разнеся напиток – две семьи попросили ее передать Тете благодарность и добрые пожелания, – Можань увидела, что в виноградной беседке ее ждет Боян. Несколько дней назад учитель Пан снял спелые ягоды и поделился с соседями, но несколько гроздьев, не вполне созревших, еще висело.
Боян сорвал гроздь и протянул Можань половину.
– Видишь, она добрая, – сказал он вполголоса.
Эти слова, прозвучавшие ни с того ни с сего, застали Можань врасплох. Возникло побуждение спросить, кого он имеет в виду, но это было бы нечестно.
– А разве кто-нибудь говорил, что нет? – спросила Можань.
Боян посмотрел на нее жестко.
– Тогда почему ты так враждебно к ней настроена сейчас?
– Разве?
– Другим, может быть, не заметно, но ты-то знаешь, что относишься к ней не совсем так, как раньше, – проговорил Боян. – Это из-за того, что я сказал тебе в субботу?
Любовь, похоже, наделяет человека остротой восприятия, вообще-то ему не свойственной. Как многие мальчики его возраста, Боян не был приметлив. Не ум, а сито, говорила о нем бабушка.
– Неужели я к ней недружелюбна? – спросила Можань. – Откуда это видно?
– Разве есть такое, чего бы мы с тобой друг о друге не знали?
Можань задумалась. Есть ли такое? Следует ли такому быть?
– Ты думаешь, у Жуюй тоже такие мысли? – спросила она.
– Что ты настроена недружественно? Надеюсь, что нет, но даже если они и есть, она ничего не скажет. Ты же знаешь, какая она. С детства привыкла все держать в себе.
Можань вздохнула.
– Я старалась быть ей хорошей подругой.
– Тебе так кажется?
В голосе Бояна прозвучала незнакомая нотка, от которой Можань стало больно.
– А что? Что не так?
– По-моему, ты ревнуешь.
Можань порадовалась темноте – неважно, что луна, она не позволяет увидеть цвет лица, которое у нее горело от стыда, гнева и беспомощного отчаяния. Грань между невинностью и бессердечием, если она вообще существует, должно быть, такая тонкая, что распознать ее могут лишь самые понаторевшие в изучении человеческой природы. Можань, которая сама еще не вышла из возраста, когда невинность и бессердечие часто идут рука об руку, чувствовала, что съеживается перед Бояном. Умиротворить его и защитить себя было одинаково невозможно. Бывают минуты, когда, что бы ты ни сказал, ты скажешь не то.
– Если бы ты встретила кого-то особенного, я был бы очень рад за тебя, – сказал Боян. – Не понимаю, почему ты не радуешься за меня.
– Но я радуюсь за тебя!
– Нет, и ты сама это знаешь, и я знаю, почему нет, – возразил Боян. – Ты мне как сестра, и я думал, что у нас самая чистая дружба, какая бывает.
Бывают ли вообще чистые отношения между двумя людьми? Можань пожалела, что не может рассказать Бояну про кражу, которую Жуюй совершила из лаборатории его матери. Подходящий момент для этого – если он вообще был – прошел.
– Пойдем обратно, – сказала Можань, которой было как-то тошно, нехорошо в животе.
Открылась дверь, и Дядя, выйдя из дома, сначала довольно долго смотрел на луну, а затем попытался разглядеть их фигуры в тени беседки.
