Если Селия была права, то, что Жуюй лгала Полу, означало, должно быть, что он имел для нее значение – по крайней мере большее, чем другие мужчины в ее прошлом. С первым мужем ей не надо было ничего придумывать: он знал, что она сирота, и расценивал это как плюс, потому что не хотел иметь дело с родственниками жены. Он встретился с ее тетями – вернее, встретился с их неодобрением; впрочем, задолго до того они, продолжая поддерживать Жуюй денежно во время учебы в школе и колледже, ясно дали ей понять, что она их разочаровала. Про дело Шаоай они ее не спрашивали. Того, что они слышали, сказали они Жуюй, им достаточно; непростительным было для них не то, что она совершила кражу, а то, что причиной проступка была греховная мысль о самоубийстве. Именно это побудило их покачать головами и сказать, что она, в конце концов, не родня им по крови и понять ее у них возможности нет. Решение Жуюй выйти замуж в девятнадцать лет – оно тоже, несомненно, шло вразрез с их былыми чаяниями на ее счет – они восприняли довольно отрешенно; замужеством самим по себе она, по их понятиям, их предала, но предательство не так губительно, как грех. У кого меньше шансов на спасение – у покончившего с собой или у лишившего жизни другого? Жуюй пришло в голову, что она никогда толком не знала ответа. Она обратилась к Селии:
– Что более греховно у католиков – самоубийство или убийство?
– Откуда этот вопрос? – спросила Селия. – Его навеяла смерть этой женщины?
– Нет, не думаю, что это именно из-за нее или ее смерти. Мне кажется, меня всегда это занимало, – сказала Жуюй. – Ладно, забудем.
– Нет, погоди. Ты поэтому хочешь вернуться – чтобы узнать, убили ее или она сама?
– Нет, к ней это не имеет отношения, – ответила Жуюй.
– Тогда почему в Китай? Почему сейчас?
– Просто настроение такое. Я очень давно там не была.
– Когда последний раз?
– Ни разу после того, как переехала в Америку.
– Да, помню, ты мне говорила, – сказала Селия. – А когда ты эмигрировала?
– В девяносто втором.
– Ужас! – воскликнула Селия. Жуюй не поняла, в чем именно ужас – в том, что она уехала так давно, или в том, что, уехав так давно, она до сих пор не уехала вполне.
Селия подала Жуюй кружку, и они сели с кофе за стол.
– Ну, теперь ты непременно должна похвалить кофе. Эдвин сам обжаривал зерна, это первая партия.
– Когда он начал заниматься кофе?
– Недели две назад.
– А как же пивоварение? – спросила Жуюй.
Эдвин два года экспериментировал в подвале с домашним пивоваренным оборудованием; у него имелась пара дежурных историй для вечеринок о двоюродных дедушках-самогонщиках, и Жуюй была уверена, что не только она слышала их больше одного раза. Ее удивляло, что никто не посоветовал ему не повторять этих историй; может быть, другие, более добрые, чем она, считали, что лучше уж говорить хоть что-нибудь, чем молчать.
– Идет хорошо, – сказала Селия, – но мужчине всегда нужно новенькое, иначе он киснет. Мужчина не кот, нельзя рассчитывать, что он сам себе найдет развлечение. Ему надо подсказать, чем заняться. Кстати, о котах – где Скутер?
– Когда я подходила, он был у двери гаража.
– Я только что, этим утром его предупредила, чтобы больше не носил в дом мертвых птиц, но ставлю десять долларов, что он меня не слышал. Иногда я думаю: моя проблема в том, что они меня превосходят числом в этом доме, – сказала Селия, переведя сердитый взгляд на семейные фотографии в рамочках на серванте – взгляд, который мог принадлежать только довольной женщине. – Скутера уже нельзя в узком смысле назвать самцом, но во всех прочих отношениях он средняя особь мужского пола. И как они умеют заставить тебя говорить не умолкая и не слышат при этом ни слова! Если решишь одну минуту посидеть тихо, тут же: мама, ты мне не сказала, где моя физкультурная форма, или: ты мне не сказала, что урок на скрипке перенесли. Или вот вчера вечером слышу от Эдвина, что ты выглядела ужасно. Я ему: боже мой, правда? А он мне в ответ – мол, его удивляет, что я не заметила твоего настроения и не расспросила побольше про смерть твоей знакомой. Какой знакомой, спрашиваю, а он говорит, ты сказала ему в магазине, что умерла твоя знакомая в Китае. Говорит, он думал, я все про это знаю; но разве я, будь это так, не поделилась бы с ним?
Жуюй пила помаленьку кофе. Ей пришло в голову, что когда-нибудь она будет скучать по Селии – или, может быть, уже начала скучать по ней, по времени, проведенному за этим столом, по рассказам Селии о семейных поездках, по ее жалобам на те или иные сложности с сестрой и родителями. Пейзажи, которых Жуюй не видела сама, она видела глазами Селии; людей, с которыми Жуюй не была знакома – и не жаждала познакомиться, – она встречала в историях, рассказанных Селией. И все равно мысль об отъезде, раз возникнув, не уходила и была направлена все туда же; Жуюй много кого оставила позади, и ей ничего не стоило добавить к списку Селию и ее семью. Хотя Селия, наиболее доверчивая из всех, вызывала у Жуюй странное чувство, будто она хоронит человека заживо.
Селия всматривалась в лицо Жуюй.
– Что, кофе не очень?
– Очень.
– По тебе не скажешь, что ты в восторге.
– Я не могу быть надежным арбитром ни в чем, – сказала Жуюй.
– Это я знаю, – промолвила Селия и, наклонясь ближе, подставила ладонь под подбородок. – Если серьезно – она что, была твой враг, эта умершая?
Жуюй немного подумала.
– Да нет, не то чтобы враг. Мне кажется, меня не настолько волнует окружающий мир, чтобы я наживала врагов, – сказала она честно.
Селия содрогнулась – или Жуюй показалось? – и тут же пришла в себя.
– Но без нее тебе в Китае будет в чем-то проще? Ты поэтому хочешь поехать именно сейчас?
– Что ты имеешь в виду?
Селия резко выпрямилась – похоже, не могла сдержать волнения.
– Выслушай мою гипотезу, мою версию истории – и поправь меня, если я ошибаюсь, но это самое осмысленное из всего, что нам с Эдвином пришло на ум.
– Чьей истории?
– Твоей. Но первым делом хочу сказать, что я не склонна никого судить, поэтому ты не должна чувствовать неудобства. По мне, кем бы и чем бы ты ни была, я все равно твой друг.
Жуюй посмотрела на Селию с любопытством.
– По мне, я всегда была никем и ничем.
Селия проигнорировала эти слова.
– Я читала в газетах, что богатые люди и чиновники высокого ранга в Китае часто поселяют своих любовниц в Калифорнии, – слыхала ты о такой практике? – спросила Селия, глядя Жуюй в глаза.
– Или в Нью-Джерси, – сказала Жуюй. – Да, слыхала. Но продолжай.
– То, к чему я веду, тебе не причиняет неудобства?
– Нет.
Селия кивнула и сказала, что спросила без задней мысли, просто чтобы удостовериться.
