Король приподнял бровь.
— И как называлась та деревня?
У Кейна на глаза навернулись слезы. Он яростно стряхнул их.
— Речной Дол.
Король бросил взгляд на Оргрима, который медленно кивнул в ответ.
— Речной Дол опустошили три года назад, мой король. Выживших не было.
— Этот молодой человек, кажется, говорит об ином. — Король снова погладил свою бороду, устремив взгляд вдаль, словно решая сложную задачу. — Тебя ждет петля, парень, — сказал он в конце концов. — Справедливость требует, чтобы ты томился в клетке, но я не могу сбросить со счетов твою молодость или возможность того, что ты говоришь правду.
Оргрим громко откашлялся.
— Мой король, прости меня, но я попрошу помиловать юного Кейна. В нем что–то есть. Хранителям нужны хорошие мужчины.
Король Джагар печально покачал головой:
— Хранителю нужен и сильный ум, и сильная правая рука. Возможно, вина этого мальчика лишь в том, что он выказал недальновидность в выборе друзей.
— Тогда дай ему проявить себя.
Казалось, этот голос, глубокий, как горная долина, прозвучал одновременно со всех сторон. Все присутствующие тут же пали на колени, кроме короля, который только склонил голову. Тот, кто возник на площади, будто сошел со страниц великих саг Фордора и Серостального Граззта, — легенда, ставшая явью.
Среди них оказался сам Шаман.
Он был ниже ростом, чем Джагар и некоторые из Шестерых, но ни один из них не сравнится с ним: огромные руки сложены на широченной безволосой груди, мощное тело напоминает обрубок толстенного бревна. На Шамане — только пара потертых штанов, и хотя у него нет никакого оружия, среди ныне живущих не найдется воина, который смог бы против него выстоять. В Высоких Клыках, на крайнем севере мира, его слово — закон.
— Испытание сражением, — провозгласил Шаман своим баритоном, слышным по всей площади. Он указал толстым пальцем на Красноухого в этой жуткой клетке на повозке: — Освободите его.
Услышав приказ лорда–мага, группа мужчин принялась кромсать клетку топорами и мечами, прорубать толстые ветви ивы и растаскивать их в стороны. Несколько минут сопенья, хмыканья и проклятий, и в конце концов с клеткой было покончено. Красноухий закачался и рухнул бы прямо в снег, если бы два дородных воина не подхватили его под руки.
— Испытание сражением, — повторил Шаман. — Один из вас убьет другого и докажет свою ценность. Проигравший погибнет, как и подобает слабому.
Кейн покачал головой:
— Красноухий — мой друг. Я не стану биться с ним!
Глаза Шамана угрожающе сверкнули:
— Страху нет места в сердце воина.
Кейн посмотрел ему прямо в глаза.
— Я никого не боюсь. Даже тебя.
Ахнув, толпа отпрянула от лорда–мага, словно от гигантской огненной горы Черного предела, угрожающей извержением, в то время как Шаман казался невозмутимым.
— Дайте каждому из них по кинжалу, — проворчал он.
Кейну вложили в руку зазубренный клинок. Красноухому дали похожее оружие. Долговязый конокрад на год или два старше его, того же роста, но не столь плотного сложения, хотя при том, что оба истощены от голода, разница была несущественной.
— Я не стану этого делать, — прошептал Кейн. Он отшвырнул кинжал в сторону.
Его жест не вызвал реакции, которой он ожидал. На лице Красноухого застыло странное выражение, которое напомнило Кейну то, что произошло с ним давным–давно. Одна из их гончих собак внезапно набросилась на него без всякой причины. Тогда папа взял эту гончую с собой в лес и через час вернулся оттуда один, руки его были обагрены кровью. Он лишь сказал сыну, что собака стала плохой охотницей…
Красноухий, пошатываясь, шел к нему, по его подбородку стекала слюна. Кейн понял, что у его друга что–то сломалось внутри, как у его собаки в тот день.
Красноухий бросился на него с поднятым кинжалом. Кейн попытался отскочить назад от приближающегося клинка, но споткнулся и рухнул лицом в снег. Обожгла боль, но ему удалось перевернуться на спину как раз вовремя, чтобы увидеть, как Красноухий приближается к нему. Вытянув в отчаянии руку, он схватил обезумевшего друга за лодыжку и дернул. Красноухий шмякнулся наземь рядом с ним.
— Это же я, — выдохнул Кейн. — Какого дьявола ты творишь?
Красноухий взмахнул кинжалом. Подставив под удар предплечье, Кейн охнул, когда клинок глубоко вошел в плоть. Отдернув руку, он вырвал кинжал Красноухого, и они покатились по снегу. Кейн был сильнее, но его противник дрался, как бешеный зверь. Тело Красноухого давило на головку стрелы, торчащую в его колене, и Кейн так стиснул зубы, что чуть не откусил себе язык.
Внезапно им овладела ярость. Саданув локтем в нос Красноухого, он тут же врезал головой ему в грудь. Эта атака настолько ошеломила противника, что Кейн успел перекатиться и, оказавшись на нем сверху, принялся молотить и кусать его, не помня себе от гнева. Выплюнув что–то изо рта, он заметил кровавый отблеск на снегу и осознал, что это — изуродованное ухо его друга, которое он только что откусил. Кейн почувствовал во рту хрящ, и его чуть не стошнило.
Это несколько охладило его внезапный бешеный порыв. Но в этот миг возникшие словно ниоткуда грязные ногти впились в его щеку и оставили на ней глубокие кровавые полосы. Ударив Кейпа в глаз, Красноухий ненадолго ослепил его.
Ярость вновь нахлынула на Кейна.
Он отбил руки Красноухого. В момент внезапного просветления он заметил полузасыпанный снегом камень. Дотянувшись до него, он поднял камень с земли и врезал Красноухому по черепу. Его друг дернулся под ним, но Кейн больше не колебался. Он бил Красноухого снова и снова, отрешившись от всего и ничего не слыша, кроме хруста кости под камнем.
Постепенно красный туман рассеялся. Он уставился на свои руки, алые от крови. Скатившись с тела Красноухого, он выблевал то немногое, что оказалось в его желудке.
На него упала тень. Повернув голову, он встретился взглядом с безжалостными глазами Шамана.
— Ты, — прогремел лорд–маг, — доказал, что силен духом. Я восстановлю твое тело, чтобы ты смог служить своему королю в Приграничье. — Громадная фигура склонилась, и Шаман наложил ладони, в которых плясало желтое пламя, на его раненое колено. Головка стрелы, сидевшая в нем, начала дымиться и затем загорелась.
Кейн кричал тех пор, пока не провалился в абсолютную тьму.
ДИКАРИ
Через девять дней после того, как они покинули Пепельный дождь, разверзлись небеса.
Они ехали вдоль гряды лишенных растительности холмов, изнемогая от послеполуденного зноя, и вдруг солнце будто исчезло с неба, и горизонт мгновенно почернел. Первые капли упали нерешительно, взметнув ленивые облачка ржавой пыли, но вскоре дождь превратился в яростный потоп и вымочил их до нитки.
