— Я рад, что ты выкарабкался, — сказал Деркин. — Последние несколько дней меня беспокоили запястья. Ужасно не хотелось тебя разделывать.
— Извини? — Коул не был уверен, что верно его расслышал.
— Я — трупосек. Здесь, в Заброшенном краю, жмурики не остаются мертвыми надолго, если их не расчленить. Нам вовсе не нужно, чтобы по городу шаркуны–недобитки шастали.
Коул нахмурился. Он будто застрял в каком–то перепутанном кошмарном сне, но боль в районе талии была достаточно реальной.
— Я думал, что в Заброшенном краю никто не живет. Он негостеприимен.
Деркин улыбнулся. Зубы у него оказались хорошими с учетом того, что все остальное в нем было вкривь и вкось.
— Новая Страда — первый шахтерский город, основанный здесь. Мы уже целый год здесь как проклятые вкалываем для Хозяйки.
— Хозяйки?
— Ты же понимаешь — для Белой Госпожи. Хозяйка решила, что магия в Заброшенном краю слишком ценна, чтобы ею пренебрегать. Конечно, сейчас, когда Небесные острова — тоже ее владения, она не хочет отказываться и от Новой Страды. Таковы уж эти чародеи.
При упоминании о магии Коул вспомнил свой поединок с Салазаром на верхушке Обелиска и то мгновение, когда кинжал Проклятие Мага вонзился в морщинистое тело древнего чародея.
— Ты видел мой кинжал? — спросил он. — Клинок слегка изогнут, а в рукоятке — рубин.
— Рубин? — Деркин с сомнением покачал головой. — Кто–то, наверно, украл его, пока ты был без сознания. На борту корабля, который привез тебя из Телассы, было тридцать человек.
— Теласса, — повторил Коул. — Мне нужно туда вернуться. И перебраться на корабле через канал в Сонливию. Там есть кое–кто, и мне надо его найти.
Он стал спускаться по холму. Это потребовало неимоверных усилий, но Сашино лицо, всплыв в памяти, влекло его вперед, пока он не достиг наконец подножья холма, его грязную, заляпанную кровью кожаную одежду заливали и пот, и ливень.
— Постой! Ты не можешь уехать отсюда! — крикнул Деркин.
— Почему?
— Ты — Осужденный.
— Я — кто? — Коул остановился и посмотрел назад, на Деркина.
Трупосек подхватил свой огромный секач и принялся спускаться по крутому склону, но его корявые ноги поскользнулись на мокрой земле. Он гулко и больно шлепнулся на почерневшую траву и покатился по склону до самого подножья.
Коул поспешил к нему.
— Ты ушибся?
Деркин поморщился и перекатился на живот.
— Ничего особенного. Нет, не помогай. Я должен сделать это сам.
В животе у Коула громко заурчало, и он почувствовал, что зверски голоден.
— Что ты имел в виду, сказав, что я — Осужденный? — спросил он, когда Деркин поднялся на ноги.
— Большую группу таких, как ты, переправили через канал из Сонливии. Тебя привезли сюда в цепях. Ты преступник.
— Никакой я не преступник! Я…
Он умолк, не выговорив: «Я герой». Он не герой, а незаконнорожденный, которого, сжалившись, вырастил добрый купец. Его настоящий отец был безжалостным убийцей, а мать — уличной шлюхой. Он никогда не позволит себе забыть об этом.
— Я не понимаю, почему я здесь, — сказал он. — Я сделал то, чего хотела Белая Госпожа. Я убил Салазара.
Смех Деркина прозвучал странно, он напоминал скорее лошадиное ржанье.
— Ха, ха, хорошая шутка. А я — тайный возлюбленный Белой Госпожи!
Коул уставился на трупосека, его заляпанное грязью лицо и выпученные глаза.
— Что–то не очень похоже, — сказал он медленно.
Деркин озадаченно посмотрел на него.
— Это была шутка. Ты себя нормально чувствуешь? Ты очень бледный.
Коул посмотрел на свои руки. И верно, они — куда бледнее, чем раньше. Он провел пальцами по лицу и голове и поразился, что волосы так мало отросли.
— А сколько времени прошло с той ночи, когда умер Салазар?
Деркин пожал плечами.
— Около шести недель.
«Саша подумает, что я мертв. Или еще хуже, что я ее бросил…»
— Мне нужно уехать, — объявил Коул.
Деркин покачал головой.
— Это нехорошая идея. Белые Плащи или Троица тебя поймают, а когда они ловят… Не хотелось бы, чтоб ты кончил, как Насмешник.
— А кто это?
— Скоро узнаешь. Казнь вот–вот начнется. Пошли, найдем для тебя какой–нибудь еды. Ты, похоже, умираешь с голоду.
Коул колебался. Но он ранен и сейчас был не в той форме, чтобы попытаться пересечь Заброшенный край в одиночку и без оружия. Если его убьют, пока он будет разыгрывать из себя героя, никому легче не станет.
— Ты прав, — уныло сказал он.
Деркин дружески похлопал Коула по плечу.
— До центра города — рукой подать. Торопиться не буду. Ты, наверное, пока не очень- то крепко на ногах держишься.
Однако после нескольких неуверенных шагов Коул поразился силе своих ног. Вскоре ему пришлось удерживать самого себя, чтобы не унестись вперед от Деркина, который шагал, так неуклюже и сильно прихрамывая, что смотреть было больно.
— Ну, как ты? — спросил Деркин в третий или четвертый раз, пока они пробирались по грязной дороге в город.
— Прекрасно, — ответил Коул.
— Уже недалеко. — Казалось, это невозможно, но Деркин пошел еще медленнее. — Уф, я и не догадывался, что так несусь. Ты ж так отстанешь.
— Честно говоря, от этой ходьбы мне стало гораздо лучше, — поспешно заметил Коул. У него в животе снова заурчало.
— Хочешь передохнуть минутку?
— Нет, я только есть хочу. Я действительно проголодался.
— Ты голодный и слабый, как котенок, вот что я думаю. А я тут чуть ли не бежать тебя заставляю. Прекрасно, спешить некуда.
Коул постарался не показать своего разочарования, когда Деркин принялся массировать себе суставы. Бросив хмурый взгляд на Новую Страду, юноша вгляделся в расселины, которые будто шрамами покрывали землю. Большая часть их — всего лишь несколько футов в глубину. На дне собиралась дождевая вода, она пузырилась из–за подземных газов, которые поднимались из–под земли. Пара расщелин — глубже остальных, и в них не видно ничего, кроме абсолютной тьмы.
Мимо Коула неожиданно промчалась бродячая собака, взметнув тучу грязи, заляпавшей ему лицо. Он сердито стер грязь.
— Отчего здесь повсюду трещины?
— Говорят… Заброшенный край возник… когда с небес упало тело Черного Властелина, — ответил Деркин, судорожно глотая воздух.
Тут Коул осознал, что прибавил скорость и Деркин изо всех сил старается не отстать. Заметив по лицу коротышки, что тот пристыжен, Коул неожиданно смутился. Нелегко, должно быть, передвигаться на таких ужасно искривленных ногах. Он сбавил темп, сделав при этом вид, что изнемог, в попытке пощадить гордость трупосека.
