— Это чушь! Я не совершал никакого преступления.
Деркин почесал пятно на кончике носа.
— Ну, не мне судить…
— Почему ты на меня так смотришь?
— А те два человека, что подрались с тобой на корабле? Я слышал, их пришлось отскребать от досок — на столько кусочков их разделали. Я понимаю, ты был расстроен из–за того, что тебя ранили кинжалом, и все такое. Но мне кажется, у тебя бывают срывы из–за вспышек гнева.
— Это все не так! — порывисто воскликнул Коул. — Никого я не убивал на корабле. Я вообще был без сознания — пришел в себя всего лишь час назад. А кинжалом меня пырнул Темный Сын.
— Кто?
— Темный Сын. Старший убийца Белой Госпожи. Было у меня подозрение, что с ним что–то не так.
Деркин неожиданно напрягся.
— Это очень странно — говорить такое. — Не сказав больше ни слова, он повернулся своей согнутой спиной к Коулу и принялся взбираться по лестнице.
Коул последовал за ним, недоумевая, что это он такого сделал, чтобы расстроить странного коротышку. Помещение, в которое они вошли с лестницы, в наибольшей степени заслуживало сравнения с содержащейся более–менее в порядке сточной трубой. Стены — из голого камня, пол по крайней мере на дюйм залит грязной водой. Коулу показалось, что он заметил какие- то крошечные фигурки, которые носились на границе зоны, освещенной подвешенными к потолку светосферами.
— Это — спальни Осужденных, — сказал Деркин довольно резко. — Следуй за мной, и я найду тебе кровать.
Они пошлепали по воде. Вдоль обеих стен выстроились кровати, дюжины кроватей, которые представляли собой всего лишь гнилые деревянные рамы с мешками соломы, прикрытыми грязными одеялами.
Худшие из осужденных преступников Сонливии разглядывали проходящих мимо Коула и Деркина. Это были люди, которых даже сбродом называть не стоило бы, поскольку в этом определении есть все же некий шарм, которого ни в коей мере не заслуживало это омерзительное сборище воров, безжалостных убийц и просто сумасшедших. Большинство заключенных уныло развалились на своих койках. Некоторые расхаживали взад и вперед с лицами, перекошенными от ярости. Кое–кто из них, похоже, был готов к убийству. По крайней мере, один уже сделал это, судя по телу, лежащему в воде лицом вниз.
Увидев труп, Деркин печально покачал головой.
— Они здесь всего лишь день и уже убивают друг друга. Похоже, мы с тобой так и не отдохнем сегодня ночью, старушка. — Он нежно похлопал по своему секачу.
В конце зала стояла единственная незанятая кровать.
— Эта — свободна, — заявил Деркин. Его досада, казалось, прошла. — Ты нездорово выглядишь.
Коул потрогал свое лицо. Кожа была холодной.
— У тебя есть зеркало?
— А что это?
— Ты имеешь в виду, что не знаешь? Не важно. Передай–ка мне Бесси!
Деркин поколебался, прежде чем протянуть ему огромный секач. Он был вдвое больше Проклятия Мага и по крайней мере втрое тяжелей. Подставив клинок под светосферу, Коул вгляделся в свое отражение в стали.
— Дерьмо. — Его лицо было костлявым, бледным, почти как у мертвеца. До этой минуты он и не замечал, как сильно отощал. Еще сильнее его поразила собственная кожа, она стала куда белее, чем ему помнилось, почти такого же оттенка призрачной бледности, как у служительниц Белой Госпожи. Ко всем напастям, в его черных волосах появились крупные пряди седины.
— Я принесу тебе поесть, — тихо сказал Деркин. — Интендант — друг моей мамы. Достану у него чего–нибудь. — Коротышка с сочувствием похлопал Коула по руке. — Постарайся сохранять уверенность в себе. Утром тебе все покажется лучше.
Коул отдал Бесси и безмолвно смотрел, как Деркин ковыляет по залу. Он подумал о Саше. Как она восприняла известие об убийстве Гарретта и остальных Осколков? Должно быть, подумала, что и он тоже мертв. А он оказался в западне в этом жутком городе, и с ней никак не связаться, а попытаешься удрать — выследят и убьют. Прежде он бы втайне наслаждался таким затруднительным положением, рассматривал бы его как возможность проявить себя, продемонстрировать всему миру, что он за герой.
Присев на край своей койки, Коул опустил голову на руки. Тогда он был просто глупцом. Истина — в том, что он не смелее, не умнее и не талантливей других. Никакой он не герой. Он всего лишь Даварус Коул, простой незаконнорожденный.
Минутой позже он услышал, как кто–то приближается. Коул поднял взгляд, ожидая увидеть вернувшегося Деркина. Вместо него он обнаружил сидящего на кровати напротив него совсем голого волосатого типа, больше смахивающего на обезьяну. Явный придурок, он безуспешно пытался удержать шахтерский колпак, надетый на его дряблое мужское достоинство. Та постоянно соскальзывала и, поднимая брызги, шлепалась на пол. Мужик заметил, что Коул смотрит на него, и в ярости нахмурил густые брови.
— Что уставился? — простонал он.
Коул тяжко вздохнул. Он изнемогал от голода, но решил не дожидаться Деркина. Ему хотелось, чтобы сон унес его в забытье. Коул схватился за одеяло, намереваясь завернуться в него и, рухнув в койку, позабыть обо всем мире и его несправедливостях хотя бы ненадолго.
Вместо этого он застыл на месте и уставился на матрас, не веря своим глазам. Тот был покрыт свежим дерьмом.
Швырнув одеяло на мокрый пол, Коул в бешенстве повернулся и пнул ногой по дубовому стволу в нижней части кровати. Ударив его сильнее, чем собирался, юноша услышал какой- то хруст в ноге.
— Хурр хурр! — Придурок расхохотался, глядя, как Коул не находит себе места от боли. Здоровенный олух вел себя как ребенок, впервые увидевший представление уличного шута.
Коул ощутил, как в нем вскипает ярость, поистине устрашающая. Жаль, что у него нет Проклятия Мага: он всадил бы его прямо в рожу этому идиоту, лишь бы заставить его заткнуться. Юноша огляделся по сторонам в поисках какого–нибудь оружия. Он был так разъярен, что с трудом соображал…
Кар-р.
Это — снова птица из его снов. Спокойствие омыло его подобно тому, как прохладный прилив охлаждает раскаленный песок. Он опустил взгляд на свою ногу. Боль прошла.
Какой–то инстинкт заставил его бросить взгляд в конец зала, и он увидел там высокого человека в обтрепанном черном плаще, который наблюдал за ним, хотя через минуту Коул осознал, что лицо его закрыто красной тканью и он просто не может ничего видеть…
— Кто… — начал было Коул, но тут же умолк в замешательстве. Он несколько раз моргнул, недоумевая, с чего бы это его стали подводить глаза.
Внезапно тот человек исчез.
ТРИДЦАТЬ ОДИН ГОД НАЗАД
— Ты готов к этому? — Подняв свой огромный боевой молот, Оргрим всматривался в туман. Солнце еще не взошло, стояла безжизненная тишина, не было слышно ни звука, не считая нежного журчания Ледотая. Даже птицы на деревьях умолкли. — Признак того, что демоны близко.
