Коул подумал о таинственном слепом незнакомце, который явился ему в ночлежке. Не было ли это галлюцинацией, последствием отравления ядом, который лишил его сознания на большую часть месяца и обесцветил кожу. Он так и не понял, как ему удалось выжить. Время от времени ему казалось, что он слышит карканье ворона, но это всегда было еле различимо, так что он не был в этом уверен.
— Вот он!
Этот торжествующий вопль раздался сзади, со стороны таверны. Коул повернулся и нечаянно обдал струей мочи троих мужчин, которые бежали прямо на него. Провозившись со своими штанами, он едва успел убрать свое мужское достоинство, как они налетели. Один из них ударил ему в голову, другой сделал подсечку. Юноша упал возле стены. Ему в грудь въехал сапог и прижал к земле.
— Призрак! — рявкнул Корвак.
— Ты знаешь этого гаденыша? — спросила та блондинка из таверны.
— Еще бы! Не так ли, сука? Сначала ты ставишь меня в неудобное положение перед моими людьми. Затем проявляешь неуважение к моей женщине. Что, она недостаточно хороша для тебя? Моя Голди не подошла могучему Призраку? Или, возможно, ты просто испугался, что не сможешь ее удовлетворить?
— Крошечная пипка, — усмехнулась Голди. — У него — крошечная пипка. Я ее только что видела. Он не настоящий мужчина. Не такой, как ты, милый.
Сердце Коула колотилось в груди. Из–за удара, который обрушил на него один из лакеев Корвака, и алкоголя, который бродил по его венам, у него кружилась голова, и он не мог толком соображать.
— Мы казним его так, как Насмешника? — с надеждой спросила Голди.
Корвак покачал головой.
— Это было бы слишком легко. А это дело — личное. — Он махнул рукой своим головорезам. — Разверните его. Держите за руки. Я сейчас покажу этой суке, что такое настоящий мужчина.
Коул отчаянно замахал руками, когда подручные Корвака схватили его за локти. Они больше и сильнее его. Он не смог вырваться из их железной хватки. Юноша почувствовал, как с него стянули штаны, и неожиданно желчь поднялась к горлу. Он слышал, как Корвак пристраивается к нему сзади.
— Ты не трахаешь Корвака, — прошипел предводитель Бешеных Псов. — Корвак трахает тебя.
Коул ждал, крепко закрыв глаза, стараясь не зарыдать. Он не доставит им такого удовлетворения.
Он ждал. Ждал того ужасного мгновения.
— Черт. Опять. Черт. Бесполезный кусок…
— Я могу помочь, милый, просто позволь мне разогреть тебя…
— Убирайся от него, грязная шлюха! Гэз, передай мне ту дубину, что ты держишь на поясе. Старую рукоятку кирки.
— Эту? Черт, босс. Я не хочу, чтобы ее засунули…
— Да мне насрать, что ты там хочешь! Этой суке нужно указать его место. А теперь заткни ему рот. Я не хочу, чтобы его вопли привлекли внимание. У нас только четверть склянки до комендантского часа.
Как оказалось, осталось значительно меньше. Всего лишь несколько минут. Но для Даваруса Коула они тянулись целую вечность.
ЛУЧШЕЕ МЕСТО
— Это… это больно?
Мать покачала головой, но беззвучно охнула, когда Илландрис нежно стерла мокрой тряпкой кровь с ее брови. Там уже стало припухать. Вскоре появится ужасный синяк, который ничем, не скрыть. Городские женщины примутся судачить: возможно, дескать, она это заслужила — чем–то, должно быть, разочаровала своего мужа. Илландрис однажды услышала нечаянно их разговоры, когда мать послала ее за рыбой на рынок. Они видели только твердо сжатые губы ее отца, знали о его добром имени, с которым он пришел из Западного предела.
Они не видели того мрака, который гнездился в нем с тех пор, как он вернулся с войны. Ярости, которую подпитывал алкоголь, — это она заставляла Илландрис прятаться в своей комнате, в то время как мать принимала на себя главную силу удара его демонов.
— Это всего лишь синяк. Тебе следует лечь в постель. На тот случай, если твой отец вернется.
— Жаль, что он не умер в Красной долине.
Илландрис перехватила руку матери, которая собиралась отвесить ей пощечину. От этого стало только хуже.
— Не смей, — прошептала мать. — Не смей так говорить.
Рука матери в ее собственной казалась маленькой и слабой.
Илландрис опустила взгляд на осколки глиняной посуды, разлетевшиеся по полу, и ее глаза неожиданно наполнились слезами.
— Прости, — сказала она.
Мать поколебалась, но затем обхватила ее руками и притянула к себе.
— Это не твоя вина, дорогая. Ты тут ни при чем.
— Я придумаю, как помочь нам, — прошептала Илландрис. — Я почти взрослая женщина. Я найду место, где мы сможем жить вдвоем, чтобы он больше не смог причинить тебе боль. Просто подожди, и увидишь.
Мать улыбнулась и нежно взяла ее за подбородок.
— Я в этом не сомневаюсь. Ты сильная, и красивая, и умная. Что бы ни случилось, я никогда не пожалею о том, что вышла замуж за твоего отца. Потому что без него у меня бы не было тебя.
— Ты будешь мной гордиться, — сказала Илландрис.
Она крепко обняла мать, так крепко, что услышала, как бьется ее сердце.
— Я уже горжусь тобой, детка, — ответила мать, нежно проведя пальцами по ее волосам.
Илландрис открыла глаза. Солнечный свет раннего утра пробивался сквозь трещины в крыше высоко над головой, окрашивая золотом танцующие меж толстых деревянных балок пылинки. С минуту она никак не могла сообразить, где находится. Девушка почувствовала, что кто–то тянет ее за волосы, и повернула голову, почти ожидая увидеть улыбку матери.
Вместо этого она уставилась в потное лицо мальчишки. Он неуверенно прищурился.
— Ринни велела разбудить тебя, — пробормотал он.
Поиграв с ее волосами еще немного, он вытер нос грязной рукой и сдержал зевок.
Илландрис села и огляделась по сторонам, неспешно знакомясь с окружающим. Она съежилась на полу литейной мастерской, в одном из многих складских помещений рядом с главной кузницей. Стояла удушающая жара, ее шаль взмокла от пота, а сухая кожа на щеке беспокоила больше обычного.
Она вспомнила, как проснулась ранним утром, охваченная ужасом и чувством одиночества. Ей показалось, что она услышала таинственный громкий удар, который донесся со стороны Великой Резиденции, — звук, похожий на раскат грома. Все еще в полусне она прошла короткое расстояние от своей хижины до гостеприимного света литейной мастерской и пристроилась среди городских сирот. Теперь на нее смотрели, широко раскрыв глаза, несколько детей с сонными лицами.
— Ринни? — медленно повторила Илландрис.
Мальчик кивнул.
