Тот провел рукой по пучкам седеющих волос, хаотично торчащих на лысеющей голове.
— Ты же знаешь, что тебе не следует здесь находиться. У тебя нет такого права.
— Это — последний раз. Даю слово. — Ясное дело, известие о его исключении из Совета уже разошлось повсюду. Тимерус на самом деле имел против него зуб, мерзкий ишарский ублюдок.
Марстон надул щеки.
— Только потому, что это ты, Полумаг. Ты понимаешь, я не должен совать свой нос, куда не следует. Особенно после, хм, неудачи с моим помощником.
Эремул приподнял бровь.
— Неудачи?
— Лучше не спрашивай.
Марстон подошел к плите и обхватил руками в перчатках мертвое тело. Он был крупным мужчиной, сильным, несмотря на преклонный возраст. «Ворочать трупы — тяжелая работа», — подумал Эремул. Будучи молодым, он не испытывал удовольствия от физического труда и избегал его при любой возможности. Сожалеть об этом ему пришлось после того, как у него отняли ноги. Но за последние недели он заметил, что его руки становятся толще и сильнее от того, что он толкает свое кресло по всему городу, и этот прогресс в физическом развитии он находил удивительно приятным.
Спина фанатика была иссечена бичом. Его мучитель, очевидно, применил плеть, прежде чем перейти к более утонченным методам. Эремул тщательно осматривал холодную плоть в поисках татуировки, той особенной надписи, которая обнаруживалась на телах всех других фанатиков, трупы которых он обследовал.
Вот она: крошечные черные завитушки чуть ниже поясницы. Эремул провел но надписи пальцем. В ней было что–то… странное.
— Гм. — Марстон шумно откашлялся. — Я упоминал о неприятности с моим помощником? Ты понимаешь, не мне тут судить, но я чувствую, что должен сообщить тебе об определенной моральной ответственности…
— Замолчи.
Полумаг сотворил небольшую струйку магии и подвел ее к кончику указательного пальца. Очень медленно он направил ее вниз на татуировку…
Которая начала двигаться, изгибаясь под кожей, странная черная надпись извивалась, стараясь уклониться от устремленного на нее пальца. Полумаг приподнял бровь. Может ли быть, чтобы эта татуировка оказалась живой?
Эремул вызвал чуть больше магии и направлял ее на изгибающуюся надпись, пока вся кожа не покрылась рябью. Словно сама эта надпись была насекомым, которое отчаянно стремилось вырваться из трупа и удрать…
Он успел заметить, как убежало что–то крошечное и черное, похожее на паука. Оно скрылось в тенях в дальнем конце зала и пропало.
— Вот дерьмо, — изрек он.
Лорганна,
я сделал тревожное открытие, находясь в морге сегодня днем. Татуировки на фанатиках Мелиссан кажутся разумными существами — разновидностью паразита, который живет под кожей хозяина и находится в покое, пока не подвергнется воздействию магии. К несчастью, в процессе получения сей информации этот конкретный образец сбежал. Было бы полезно, если бы ты смогла обеспечить мне доступ к одному из мятежников, заключенных: в подземелья Обелиска, чтобы я мог продолжить исследование. Как прежде, как всегда в наших отношениях, весьма уместна безусловная осмотрительность.
Э.
Он положил перо. Минутой позже он снова взял его в руку и тщательно вычеркнул «весьма уместна» и заменил его на «существенна». То выражение не вполне подходило, и, кроме того, наслаждаясь в полной мере возможностью попрактиковаться в стилистике своей письменной речи, он не хотел звучать претенциозно.
Полумаг тщательно скатал пергамент и запечатал его воском, затем откинулся в кресле. Он поморщился: его доставали всякие неприятные пустяки. Пульсировала задница, болела поясница, стало сводить руку, которой он писал. Было бы здорово вздремнуть, но через пару часов ему надо оказаться на улице Мастерства. Тщательно все обдумав, он неохотно заключил, что хорошо бы смыть с себя зловоние смерти перед вечерним рандеву с Моникой.
«Ей любопытно, вот и все. У этой женщины нет к тебе никакого романтического интереса. Не выставляй себя дураком».
Он припомнил все романтические связи, которыми насладился за тридцать пять лет своей жизни. Среди них был поцелуй украдкой с дочерью соседей, когда он был еще ребенком — сердце его разбилось, когда ее семья переехала. Вскоре после этого Великая Чума отняла у него родителей, и его отправили в сиротский дом для мальчиков на Садовой улице. Как и у большинства юношей, несколько первых лет в этом заведении его единственным верным другом была собственная рука, помогающая снимать постоянное сексуальное возбуждение.
Со смутным ужасом он вспомнил свой четырнадцатый день рождения. Друзья повели его в бордель и дали денег проститутке. Он наполовину возбудился, но затем кислое дыхание женщины лишило его всякого желания довести дело до конца. После долгой неловкой паузы шлюха решила ему подрочить, и это оказалось, бесспорно, весьма неудовлетворительным опытом, который он живописал тем вечером своим товарищам как откровение сродни Первому Декрету Создателя.
Годом позже он обнаружил в себе скрытые магические способности, и Обелиск призвал его на испытания. Каким–то образом ему удалось показать себя с лучшей стороны и произвести должное впечатление для того, чтобы стать учеником. Искусству чародея его по большей части обучал старый Поскарус, у которого не хватало времени для личных отношений, а тем более — для женщин, и поэтому юношеские годы Эремула были решительно непродуктивными с точки зрения плотских наслаждений.
После тотального всегородского истребления магов, известного как Отбраковка, и потери ног еще теплящееся желание интимных отношений потускнело, а затем и окончательно погасло. Ненависть стала единственным спутником, а месть — единственной страстью, которая возбуждала его озлобленное сердце.
Эремул печально улыбнулся. Это так странно — скатываться в нечто, похожее на нормальное существование. Делать то, что делают другие люди. Будто бы он самозванец. Он не испытывал уверенности в том, что хочет именно этого, и тем не менее, как ни странно, ему совершенно не хотелось разочаровать Монику. Несмотря на то что путешествие до улицы Мастерства будет изнурительным и он с большей охотой провел бы вечер с хорошей книгой и Тайро на коленях.
Где же ты, мальчик? Он уже давненько не видел эту неряшливую маленькую дворняжку. Эремул покатил кресло по хранилищу и в конце концов обнаружил Тайро свернувшимся в углу, очевидно, спящего.
Полумаг выбрал чистую одежду и положил на свою кровать. Затем он покатился в умывальную. Купание всегда было настоящим испытанием, и ему требовалось множество различных операций, чтобы совершить этот сложный процесс. Сначала он перебрался в кресло, которое Айзек соорудил для него, а затем разместился над дренажным отверстием, которое вело прямо в сточные трубы под гаванью. Эремул дернул за веревку, привязанную к простому блочному устройству, и ведро, подвешенное прямо над его головой, перевернулось, окатив его холодной водой. Закончив оттирать себя дочиста, он отцепил ведро и поставил его возле двери, чтобы наполнить для следующего омовения.
