Казалось, Сашино сердце вот–вот вырвется из груди.
— Это было предназначено для меня? — мягко спросила лорд–маг. — Не лги мне, дитя. Я могу прочесть правду в твоих глазах.
Лицо Амбрил каким–то образом осталось непроницаемым.
— Ты убила моего господина. Он дал мне все, а ты велела убить его.
— Кто был господин, о котором ты говоришь?
— Салазар.
— Понимаю. — Белая Госпожа обратила взгляд на Сашу. — Твоя сестра не разделяет твоих чувств. Некогда вы были близки — тем не менее сейчас вы отличаетесь, как лед и пламень. Что же должно было случиться, чтобы между сестрами возник такой разлад?
— Мужчины, — прошипела Амбрил. — Мятежники, выступавшие против Салазара. Они убили наших родителей. Они… сломали нас.
Фиолетовые глаза Белой Госпожи впились в глаза Амбрил.
— Мужчины не могут сломать нас, дитя. Мы сильнее, чем они. Я расскажу многое тебе, если ты присоединишься ко мне во дворце.
Амбрил колебалась. В ее глазах не было страха, только любопытство. В конце концов она кивнула и повернулась к Саше.
— Увидимся позже, сестра.
Саша проскользнула в дверь «Сирены», стараясь не шуметь. Оказалось, можно было не волноваться. Лиресса еще не спала и сидела за столом со своим мужем Уиллардом.
— Привет, дорогая, — сказала владелица гостиницы. — Мы не можем спать. Ребенок толкается. — Она улыбнулась мужу. Уиллард улыбнулся в ответ, его доброе лицо было исполнено обожания. — Тебе понравилось на фестивале? — спросила Лиресса.
— Не так чтобы очень. — Саша стесненно моргнула. Свет от жаровни у двери казался слишком ярким и резал ей глаза. — Извините за неучтивость, но мне в самом деле надо поспать. Доброй вам ночи.
Она взлетела по лестнице в комнату, которую делила с Амбрил. Открыла дверь, захлопнула за собой и бросилась на кровать, устремив взгляд в потолок. Она все еще тащилась от той дозы хашки. События последних нескольких часов крутились в ее голове, там был какой–то вихрь мыслей, ощущений и чувств. Она беспокоилась за Амбрил, но знала, что сестра сможет позаботиться о себе. Кроме того, Белая Госпожа, похоже, не держала против нее зла.
Она думала обо всех тех людях, которые совокуплялись друг с другом на мраморе улиц, и о беспрестанной музыке, толкающей их в объятия друг друга. Все эти извивающиеся, сплетенные вместе нагие фигуры и хмельной аромат вызывали у нее головокружение. Это устрашало, но в то же время и возбуждало.
Ей было неспокойно и тревожно. Тело все еще трепетало от возбуждения, и нервной энергии, и кайфа от хашки, который еще не прошел. Ее руки медленно направились вниз, скользя по животу и бедрам. В конце концов она дотронулась до… и ахнула оттого, какой оказалась там влажной. Она почувствовала себя такой одинокой! Ее рука начала двигаться, набирая скорость, как музыка возле дворца. Стремясь к разрядке, стремясь к чему–то…
Снизу внезапно донесся крик, затем раздался треск ломаемой мебели.
Саша вскочила с кровати, выбежала из комнаты и скатилась с лестницы.
Уиллард лежал на полу, по его лицу текла кровь. Стол, за которым он сидел, был перевернут и один из стульев сломан.
Его жена исчезла.
— Они пришли за ней, — проговорил он, всхлипывая. В его взгляде было столько страдания, что Саша замерла на месте. — Они пришли за Лирессой и нашим ребенком.
ВСЕГДА ЕСТЬ ВЫБОР
— Для начала собери нескольких найденышей. Мне они не нужны, но послужат делу.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Илландрис, хотя в глубине души она знала.
— Герольд уже давненько не убивал. Ему нужно питаться.
Слова Кразки не гили у нее из головы, пока она бродила по улицам Сердечного Камня. Паника стала сходить на нет, городской люд начинал примиряться с тем, что короля Магнара сверг с трона вождь Озерного предела. Возможно, они полагали, что вскоре вернется Шаман и все станет, как прежде.
Для Илландрис уже ничто и никогда не сможет вернуться на круги своя. После того как она увидела, что этот мясник сделал с Магнаром. После того как он отдал ей приказ, который она идет выполнять. Она могла бы ему отказать, но она трусиха. Не блестящая интриганка и гений, как она думала о себе.
Трусиха.
Она почувствовала, как начинают дрожать ноги, и ускорила шаг, пытаясь избавиться от дрожи ходьбой. Затем вспомнила, куда спешит, и снова замедлилась, пошла, еле волоча ноги. «Не рухнуть ли на сырую землю прямо здесь, поддавшись начинающемуся приступу?» — подумала она. Температура с наступлением вечера быстро понижалась, и после ночи под звездным небом ее тело с приходом утра окажется холодным и безжизненным. Но, если она не выполнит приказ Кразки, поплатится Магнар.
И помимо того. Она ведь трусиха.
Старая заброшенная мельница прямо перед ней. Здание уже давно превратилось в руины. Крыша прогнила и прохудилась, но давала какое–никакое убежище городским найденышам, когда им больше некуда было деться. Илландрис и сама ребенком провела несколько ночей внутри осевших стен мельницы. Не получи она магию после первого лунного кровотечения, ей, возможно, суждено было бы закончить, как многие другие сироты: умереть от голода, или болезни, или стихий либо стать чьей–то наложницей ши женой. Оставшиеся без семьи гили на все, чтобы выжить. Высокие Клыки были суровой страной.
Илландрис распахнула покрытую плесенью дверь здания и зажала рукой рот, когда зловоние от выделений ударило ей в ноздри. Не только от выделений — в воздухе также отчетливо пахло болезнью. К ней повернулась дюжина мордашек — меньше, чем она ожидала.
— Кто ты? — спросила девочка, сидевшая на подстилке из грязной соломы.
У нее были грязные спутанные волосы, одежда — сплошные лохмотья. Подошел мальчик постарше и встал рядом, брат- защитник, присматривающий за младшей сестрой. Илландрис хотела бы иметь брату или сестру. Может, если бы у ее отца был сын, он не стал бы постоянно напиваться, может, ее мать еще была бы жива.
— Меня зовут Илландрис, — ответила она. — Я… — У нее перехватило дыхание, и она не смогла произнести то, что собиралась сказать.
— В чем дело? Ты плачешь? — Девочка попыталась встать на ноги, но была слишком слаба.
И тут Илландрис увидела, насколько она изнурена, еще одна жертва крайнего истощения — болезни, которая забрала так много друзей Илландрис, когда она была еще ребенком. Судя по запаху и по внешнему виду детей, съежившихся по углам мельницы, по крайней мере половина из них не протянет больше года. Другие дети, должно быть, почувствовали опасность и нашли себе иное убежище, прежде чем болезнь зашла слишком далеко.
— Со мной все в порядке, — ответила Илландрис. Она так сильно прикусила губу, что почувствовала вкус крови. — Я — чародейка. А чародейки не плачут.
