— Да. По крайней мере, здесь я чего–то стою. У меня есть средства к существованию, свой дом. Я могу позаботиться о маме.
Глядя на горбуна, Коул преисполнился сочувствия. Как же трудна, должно быть, жизнь Деркина с его искривленным позвоночником, изуродованными пальцами и глазами, которые, кажется, смотрят в противоположные стороны! Сам–то он наслаждался бездельничаньем, подрастая в Сонливии, осознал юноша. Если ему чего–то хотелось, то нужно было всего лишь попросить. Серый город — суровое место для большинства, но ведь правда–то в том, что у него было привилегированное положение. Может, ему следовало быть более благодарным за те блага, которыми он пользовался. Оглядываясь назад, он понимал, что временами был эгоистом и думал только о себе. Почти всегда, если по–честному.
Редкие для него размышления о собственной сути были прерваны внезапным странным ощущением: что–то неладно. Ему понадобилось всего лишь мгновение, чтобы понять, в чем дело. Невероятным образом он ощутил биение еще одного сердца — в соседней комнате: другого, помимо стука сердца матери Деркина.
— Деркин, — тут же прошептал Коул, испытывая нарастающий страх. — Ты бы проверил, как там твоя мама.
Горбун в замешательстве сморщил лоб, но тем не менее захромал к двери и высунул голову в соседнюю комнату.
— Привет, коротышка! Корвак шлет тебе привет.
У Коула кровь застыла в жилах. Это Тесак, Осужденный, который истыкал ножом Эда так, что тот борется теперь за свою жизнь.
Сквозь шум бури, которая бушевала снаружи, прорвался негодующий вопль Деркина. Затем послышался треск ломающейся мебели, и следом наступила тишина.
— Ты меня укусил, маленькая скотина! донесся визгливый голос Тесака, полный отвращения. — Как ты смеешь кусать человека? Ты ведь мог меня заразить, наградить какой- нибудь ужасной болезнью! Что ж, можешь теперь лежать там и наблюдать — я заживо освежую твою маму. После этого я займусь твоим другом в той комнате.
Коул принялся неистово вертеть головой по сторонам в отчаянных поисках варианта для побега. На стене над его головой были ставни, которые Деркин и его мать время от времени открывали, чтобы проветрить комнату. Они были закрыты из–за кошмарной непогоды, налетевшей на Новую Страду, но если бы ему удалось подняться на ноги…
Мир вокруг поплыл, когда он попытался встать. Даварус зашатался, споткнулся о ведро с мочой, стоявшее рядом с кроватью, и почувствовал, как теплая жидкость промочила его штаны. На это ему было наплевать, он лишь ужасно боялся, как бы его не услышал Тесак.
Он открыл задвижку на ставнях и широко распахнул их. Порыв ветра тут же оросил его лицо каплями дождя. Ширины окна как раз хватало, чтобы выползти в него. Содрогаясь, он сделал вдох и приготовился выбираться.
Но всхлипывания Деркина заставили его отвлечься и прислушаться. Даварус переводил взгляд с дверного проема на окно и обратно. Прежний Коул, не колеблясь, ворвался бы в комнату и без всяких раздумий встал лицом к лицу с безумным маньяком, орудующим ножом.
Увы, он уже не тот, и, кроме того, у него нет оружия. Ему не с чем идти против Тесака. Ну разве что с ведром из–под мочи. Проклиная себя, он собрался лезть в окно.
Снаружи неожиданно донесся шум хлопающих крыльев, и на пол в комнате легла чья–то черная тень. Пораженный Коул отпрыгнул назад. Из окна на него смотрели глаза–бусинки, черные перья насквозь промокли из–за бури.
— Ты, — прошептал Коул.
Ворона села на край окна. В когтях она сжимала что–то яркое и острое, с большим рубином на эфесе…
— Проклятие Мага, — выдохнул Коул.
Ворона выпустила кинжал из когтей, и оружие со стуком упало на пол.
— Карр, — сказала ворона. Не крикнула, но сказала.
Коул протянул к кинжалу трясущуюся руку. В последний раз он видел свой магический кинжал в ту ночь, когда всадил хладный клинок в старое иссохшее тело Салазара. Когда его рука сжала украшенный драгоценным камнем эфес, вокруг клинка возникло мягкое голубое сияние.
— Пожалуйста, — попросил Деркин в соседней комнате. — Не делай ей больно. Это моя мама.
Ворона спрыгнула на пол и окинула Коула устрашающе умным взглядом. Коул посмотрел на птицу и затем выглянул из окна. Он мог бы добиваться убежища у Белых Плащей. Тесака арестуют, Корвака тоже, если Коул сможет доказать, что предводитель Бешеных Псов освободил этого убийцу, орудующего ножом. Он снова заколебался.
Даварус Коул — не герой. Но он и не трус. Он не бросит своих друзей.
Стиснув зубы, он повернулся и заковылял к дверному проходу.
Деркин свернулся в клубок на полу, на его голове была глубокая рана. Рядом валялся сломанный стул. Тесак наклонился над матерью Деркина, сжав в руке ее волосы. По ее щеке бежала струйка крови из маленького надреза, который преступник сделал на голове.
— Призрак, — протянул маньяк, увидев стоящего в дверном проеме Коула. — Я планировал оставить тебя напоследок. Кор- вак обещал простить меня за то, что я истыкал ножом того здоровенного тормоза, если я принесу ему твою голову.
— Отпусти ее, — сказал Коул, стараясь не показывать своей слабости.
Его руки дрожали, сердце бешено колотилось, ему казалось, что он вот–вот рухнет на пол.
Тесак развернул мать Деркина и, встав у нее за спиной, приставил лезвие ножа к ее шее.
— Подойдешь ближе — я перережу ей горло. Это что… магия? Троица тебя на куски разорвет, когда они узнают, что ты украл это у них! — Убийца с ножом в руках, исполненный лицемерного негодования, покачал головой. Я мог забивать мужчин и женщин, как свиней, но я никогда ни у кого не крал. Ты не кто иной, как грязный вор. Знаешь что? От таких людей, как ты, меня тошнит.
Коул уставился на Тесака. На этого ублюдка, который угрожал отрезать ему яйца, который превратил грудь бедняги Эда в кровавое месиво. Который прямо сейчас угрожает перерезать горло беспомощной старой женщине.
Что–то щелкнуло.
— Тесак, — сказал он ровно, забыв все страхи.
— Что?
— А пошел ты.
В качестве мишени у него было всего лишь несколько дюймов: лоб Тесака, вернее, верхняя его часть — нижнюю закрывал пучок белых волос его заложницы. Крошечная цель, сложное задание даже для него прежнего, в зените славы, но при этом холодная уверенность, казалось, водила его рукой, когда он взмахнул Проклятием Мага и метнул его в безумного типа с ножом.
Вращающийся клинок подрезал волосы старой женщины и вонзился в череп Тесака. Он постоял безмолвно с торчащим из головы рубиновым эфесом, который почти комично вибрировал, а затем рухнул замертво.
Коул во все глаза смотрел на труп Тесака.
— Я убил его, — сказал он с недоверием.
Мама Деркина казалась скорее смущенной, чем напуганной.
— Я подумала: ужасно странно, что он оказался на улице в такую погоду. Это мне урок — не стоит открывать дверь незнакомцам.
