Приступ брюзжания OFF.
Вот, между тем, и искомый ангар. Темновато тут. Зато не заперто – еще один повод любить канадскую периферию. Здесь держать можно двери открытыми, что надежней любого замка. Огляделся, нашел выключатель.
В ангаре выстроилось с полдюжины автомобилей. Тут и пара полноценных грузовиков, и один совсем неуместный низкий приземистый корвет… может, его одолжить? Нет, пока не время. Вот окажется, что толку от нас никакого, тут-то я в него прыгну и дуну в Монреаль. А пока – вот он, дедовский шевроле. Здоровенный, мордастый, крашеный в строгий асфальт, но с тех пор облупившийся, с кабиной в четыре двери, смонтированными по всей ее длине подножками по обе стороны и кузовом, небрежно накрытым горбом брезента. Дверь? Не заперто. Ключи? Над зеркалом. Ну, в самом деле, Деннис, кто ж тебе будет бланки заполнять, когда можно просто взять и ехать?
Сел, повернул ключ. Стартер чухнул и на этом выступление прекратил. Вот же зараза, если он тут с зимы стоит, то я с ним сейчас намучаюсь. Мика под рукой нет, а то он любит машины толкать. И не только машины. Крутанул еще раз, мысленно призвав на помощь известную мать… ура, затарахтело! Видимо, все-таки не давали застояться. В баке больше половины, а ехать мне меньше сотни миль в одну сторону – хватит за глаза. Когда вернемся, поскребем по сусекам на предмет заправки.
Теперь поехали на склад, а то задняя полочка тоскливо пуста. Мы туда пристроим что-нибудь слонобойное, чтобы уж никакому врагу не захотелось с нами встречаться. Правда, слонобои довольно немилосердны и к самому стрелку, а удастся ли привить благородные навыки стрельбы нашему рыжему Гераклу, пока неизвестно. Мне так вовсе показалось, что он на меня обиделся, когда я его покинул. Но не будем излишне мнительны. Может, он уже все забыл. А может, снова продастся за вкусняшку. Кстати, надо бы прихватить с собой чего-нибудь такого, вроде чипсов или сэндвичей, а то Мик опять нажрется гиперкалорийных батончиков и начнет буянить. Ткнул на выезде стволом высунутого из кабины дробовика в выключатель на стене ангара, двери задвигать вовсе поленился. Раз уж тут столько халявщиков, пусть им будет чем заняться. Вообще странно оно как-то, что за интерес местным принимать такие толпы беженцев, не стремящихся ничем заниматься? Хотят сделать из Джипсумвилля новую столицу мира? Да вряд ли это получится с контингентом, бьющим баклуши. Наверное, это врожденное канадское дружелюбие не позволяет сказать: а ну валите куда-нибудь еще, где вам будут рады. Или государственные дотации на прием лоботрясов заманчивые? Опять же какой-то местный доброхотческий колорит. Я много времени провел в африканских странах, где идут бесконечные локальные войны и население вынуждено мигрировать, спасая свои шкуры. Чего греха таить – эти самые беженцы крайне редко стремятся полноценно устроиться там, докуда добежали, предпочитая пританцовывать в тенечке в знак своей неисчерпаемой самобытности, пока не приедут белые миссионеры и не оделят их гуманитарной помощью. Но мне всегда казалось, что это тамошняя африканская специфика, потому как и те, кто остается на месте, редко бывали замечены в поведении более содержательном. И уж точно тамошних беженцев не принимают как родных и не расселяют по домам чужих дедов, героически павших на службе отечеству.
Да что ж меня все никак не отпустит-то? Старый он уже был, ему девяносто еще когда стукнуло, и красное мясо трескал без меры вставными зубами, и трубкой дымил, как паровоз, и на охоте зачастую по два-три дня пропадал, после чего неделями ковылял вопросительным знаком, неотрывно держась за поясницу. Прямо ходячая инструкция, каким не должен быть здоровый образ жизни. Мы с ним трижды прощались, когда у него то сердечный приступ, то гипотермия, то подраненный кабан на бивни взял, но всегда же вылезал, старый черт!
Отцепиться бы уже от него как-нибудь, а? Не дело это – пытаться работать, когда в голову лезут контрпродуктивные мысли, нытье и сожаления. Надо сосредотачиваться на достижении простых и очевидных целей и вот так, от флажка до флажка, по шажочку… называется ходьба, доступно почти каждому.
На дороге перед машиной появился уныло бредущий мужичок с садовой тачкой. Я вежливо притормозил, мужичок, не уделив мне внимания, прохромал мимо к ближайшему газону, выудил из тачки палку и ткнул ею куда-то в заросли. Выудил палку обратно с драным пакетом, стряхнул его с палки в тачку и потащился дальше. Мусорщик. Тут появилась нужда в мусорщике. Тут, в пасторальнейшем поселении, где никто и никогда не бросал никакой дряни мимо урны! По-моему, комендант со своими обязанностями не очень справляется. На его месте я бы быстро навел порядок. Не знаю ни одной родины, которую не спасли бы массовые расстрелы.
До склада добрался, еще не успев вдоволь навозмущаться. Склад оказался свежей постройки, раньше его тут не было – длинное сборное помещение с общей крышей и несколькими рядами ячеек-хранилищ шириной в десять футов и глубиной около двадцати. Вот в такой объем и вписывается наследие человека. Впрочем, если сейчас меня склюнет пролетающий мимо птеродактиль, то материала и на такое помещение не останется.
Машину я, презрев правила, не стал бросать снаружи, а заехал на ней прямо в широкий проход между рядами камер и остановил кузовом как раз к искомой двенадцатой. Вылез, глушить двигатель не стал – я ненадолго, а с него станется обратно не завестись. С нашим везением только по грибы. Снял навесной замок, уже успевший тронуться ржавчинкой. Ну, что у нас тут?
Места и впрямь хватило с избытком. Большие и разные картонные коробки, несколько длинных деревянных ящиков вдоль стен. Мебель никто и не подумал приобщить к личному имуществу, и спасибо. Я бы тут намучился, кантуя неподъемные диваны и кресла ручной и далеко не самой тонкой работы местного столяра столетней давности, который из всех возможных стилей предпочитал монументализм. Старинный телевизор, огромный и пузатый как аквариум, бывший предметом большой дедовской гордости еще до тех пор, как он начал обзаводиться потомством. Нет уж, обойдусь. Это я и подниму-то с трудом, не говоря уже о том, что включать его в сеть следует через очень специальный трансформатор, которым и самим можно, как кистенем, глушить бегемотов.
Книги, которые я перечитал в детстве от корки до корки, увязанные в плотные стопки. Много хороших, надо признать, на все времена и безо всякой претензии, в отличие от маминых джойсов и спенсеров. По сути, это все для меня и было заведено. Дед к литературе относился с подозрением, как и положено кондовой глухоманной деревенщине. Хэмингуэя держал полное собрание, но в основном из лирических воспоминаний, как однажды с ним подрался. А за упоминание постмодернизма от него можно было и по шее выхватить. Может, Фирзаила подсадить на классику? Ему полезно будет узнать, по ком у нас тут звонит колокол. Ладно, пока не к спеху, будет нужно – еще раз заскочим.
Коробка с фотографиями, уложенными плотной стопкой. Даже переворачивать не буду, некогда сентиментальничать. Коробка с рукописями – или, вернее, широким ассортиментом тетрадей и пачек исписанной бумаги. Наследие моего прадеда, русского офицера, которого я сам не застал – он писал мемуары на неудобоваримых языках, причем английский хоть и знал, но полагал для своих целей малопригодным. Пускай фон попробует почитать, лично мне в последнее время боязно стало за внутричерепное давление, нагнетаемое избытком информации. Коробка с дедовскими курительными трубками. Среди них попадаются и дорогущие, в основном дареные. Мне ни к чему, да и образ жизни для них надо иметь соответствующий. Это сигаретку можно затянуть на бегу, а с трубкой как расчехлишься, так на час к месту приколочен. Коробка с бабкиными побрякушками – никогда в нее не лазил и сейчас не собираюсь. Шляпы. Вот мой слауч с одним обвислым, а вторым загнутым к тулье полем. Вообще надо бы озаботиться касками для всей компании, но лучше взять то, что есть – не от пули, так хоть от солнечного удара. Забрал шляпу, нахлобучил. Для моих инородцев тут, впрочем, ничего нету – у одного башка слишком уж крупная, а у второго, наоборот, мелкая. Вот разве что дедовскую полевую кепку для Мика прихватить? Будет повод его пристрелить, если потеряет. Взял, закинул в кузов пикапа, не покидая комнатки.
