– Есть желающие, гм, попытаться извлечь пострадавшего? – поинтересовался я через силу, скорее для того, чтобы нарушить зловещую тишину. Кто-то тут порывался мир спасать, вот она и хорошая точка для старта. Заодно и потенциальных самоубийц выявим.
– Не стоило им пользоваться грохочущей частью, – безучастно откомментировал эльф. Его, кажется, произошедшее ни в коей мере не впечатлило. – Многие крупные хищники болезненно реагируют на добычу, которая слишком активно себя обозначает. Это я сообщаю на тот случай, если вы и этого не знали.
– И насколько крупным может быть такой хищник? – уточнил Мик встревоженно.
– Я не ксенобиолог, если позволите. Существа, населяющие Междумирье, весьма разнообразны, не связаны общими биологическими признаками и соответственно не ограничены какими-либо фундаментальными законами происхождения видов. Бескрайний континуум может себе позволить бесконечное количество непересекающихся экосистем. Разумеется, самые большие из обитателей Междумирья попросту не способны протиснуться через пробои пространства. А у многих во Внешних Мирах возникнут дополнительные сложности. Например, в этом мире с его деградировавшей магосферой не способны выжить те, чьи тела помимо стандартного анатомического устройства подкреплены магической компонентой. Летучие, например, по методу левитации. Хотя вот плавучие, сдается мне, устроились неплохо, буквально как… гм… как рыба в воде. Не знаю, однако, сколько сможет выдержать тело экстраординарного размера без магических скрепов, ведь физика и биология неумолимы.
Ох он и трепло. Куда там в актеры – надо его в политики пристраивать. Долго, сочно и с искренней вовлеченностью рассказывать о том, насколько ты ничего не знаешь – в их среде навык чрезвычайно востребованный.
– Очевидно, что в данном случае существо ограничено размерами водоема, – закончил Фирзаил лекцию очевидным выводом. – Но, насколько я вижу, это мало помогает сделать выводы, так как практически не ограничивает допускаемых вариантов.
– А просто «не знаю» сказать было не судьба?
– В культурных слоях, к которым я близок, подобное поведение расценивается как крайняя и ничем не извинимая грубость. Когда твоим мнением интересуются, ты должен ответить наиболее полно и информативно.
– Теперь понятно, почему вы войну за написание буквы профукали. Если разведчики в такой манере докладываются, о какой оперативности может идти речь?
– Вообще-то в подобной манере докладывались разведчики обеих сторон, и причины, по которым одна из сторон одерживает верх в военном конфликте, в нашей истории крайне редко связаны с оперативностью. Только дикие звери берут, – эльф со значением указал пальчиком на озеро, – лихим наскоком. Существа цивилизованные ведут свои партии вдумчиво и всесторонне осмотрительно.
– А если бы ты шустро не завопил, что ты друг, я бы тебя еще там прикончил.
– Справедливо. И мне давно уже кажется, что эта поспешность ныне выходит мне, как у вас почему-то говорят, боком. Смерть – необратимый и трагичный финал, особенно для лишенного необходимости умирать, но выражение «участь хуже смерти» внезапно открылось передо мною в жутких подробностях.
Это он еще миковой стряпни не пробовал. Ничего, закалим длинноухого, разовьем инстинкты и рефлексы, вернется на историческую родину таким мачо-эльфом, что все ушастые девахи его будут. Или нет. Может, у них там как раз такие рассуждатели считаются за наиболее завидную партию? У нас тоже есть такая доктрина, под условным названием «зануде проще уступить, чем отказать».
– Оно оттуда до нас не доберется? – продолжал между тем Мик. Совсем ему не идет такая настороженность. Он у нас обычно движущая сила всех необдуманных акций.
– Если это вопрос ко мне, то, – Фирзаил покосился на меня, тяжко вздохнул и с явным усилием выдавил: – Не знаю. Простите. Извините. Виноват.
– Может, тогда пойдем отсюда потихоньку? – внес я предложение.
– Да ты чего, Мейсон! А вдруг оно вылезет? Тут мы его и жахнем!
Ах, вот он чего стойку делает. Ну да, его хлебом не корми, дай с чем-нибудь новым подраться. Размеры его не смущают. У него свои понятия об адекватном поведении: не стыдно сбежать от превосходящего в силе противника, вопя в ужасе и сверкая пятками, но разойтись, хотя бы не попытавшись схлестнуться – признак потери боевого духа, что в боевых искусствах автоматически влечет за собой дисквалификацию.
– Мы не будем его жахать. Нам скорее всего не хватит одной гранаты. Да и ума немного надо проявить. К зиме его отловить – мяса на всю страну хватит.
– Он лодки ест. Не думаю, что на такой диете вкусные окорока нагуляет.
Обезьян снова потыкал меня в плечо. Да я ему на руки мешки с ватой в конце концов надену, а то он меня инвалидом сделает! На этот раз он рапортовал о готовности – костюм надет, задание выполнено. Штаны оказались слегка тесноваты, хотя у отца ноги отнюдь не как соломинки, куртка в верхней части вовсе не сошлась – зацепилась только самая нижняя застежка на брюхе. Хорошо хоть, рукава широченные, не полопались сразу по всем швам. Собственную одежду, напоминающую не то рубище узника фашизма, не то заношенную пижаму, рыжий снимать не стал, так что из-под куртки торчала теперь небрежного покроя майка. Не скажу, что видок стал сколь-либо приличным, особенно учитывая огромную башку, отливающую в нынешнем приглушенном освещении багрянцем… Но, будем считать, сделан первый шаг на пути к новому имиджу. На голову при крайней нужде соорудим арафатку из скатерти или простыни. Руки вот еще… они тоже предосудительно красные, к тому же по самые костяшки заросшие плотным волосом. И ноги. Трудиться над тобой и трудиться, безымянный ты наш. Нет ли в окрестностях незанятых имиджмейкеров? Ох, это вряд ли, в такое непростое время они нарасхват будут – ведь каждому, кто постоянно светится на публике, придется удвоить усилия, чтобы бледным не выглядеть. Может, его хотя бы покрасить в масть, не вызывающую у окружающих политкорректного ступора? Или права была Айрин – его достаточно из самой Канады вывезти, чтобы по всему остальному миру в нем без малейших сомнений начали опознавать местного выходца?
– Дьявольски красив, – признал я на всякий случай, пока он опять меня колотить не начал. – Вы тоже можете приодеться, господа диспутанты. Но давайте все-таки сперва отойдем подальше, а то вдруг этот водоплавающий все-таки на берег полезет. Собирайте вещи и двигаем.
Эльф так и не решился попробовать круассан – держал его в отставленной руке, словно потенциально опасное вещество. Пока парни разбирали мешки и вооружение, я поманил Фирзаила за собой и задал три самоочевидных вопроса:
– Чем тебя подобная еда не устраивает? Какая устроит? И если не устроит никакая, то сколько ты протянешь?
– Не надо на меня давить, – важно, с достоинством ответствовал эльф. – Я уже не раз вынужден быль переориентироваться на незнакомые продукты питания, и никогда еще этот процесс не был безболезненным. Как минимум я всегда проводил анализ предлагаемой мне пищи при посредстве все того же магического плетения, к которому в данном случае доступа не имею. Так что пытаюсь определить продукт хотя бы теми органами чувств, которые еще функционируют.
