– В моё время эта палата никогда не использовалась. Она всегда пустовала, нужна была на случай чрезвычайной ситуации. Я была в шоке, ведь я никогда раньше его не видела, хотя у меня постоянно бывали дежурства на мужском отделении.
– И кто это был? – спросил Эйк, сунув зубочистку между зубов.
– Тогда-то я этого не знала, но позже мне рассказали, что это брат Парков. Он у неё жил там, внизу, и его лечением занимался главный врач. Поначалу всё это было шито-крыто, никто не смел пикнуть, а потом мы привыкли к этому. Мы его никогда не видели, ел он у себя внизу и не имел контакта с другими пациентами, но нам слышны были разные звуки снизу.
Лиллиан закрыла глаза, и лицо её передёрнулось. Казалось, мучительные воспоминания разом нахлынули на неё, и она закачалась из стороны в сторону.
– Они пускали его к больным девочкам. Тем, что лежали в лечебном отделении, – прошептала она в конце концов, а потом тяжело вздохнула. – Когда мы дежурили в госпитальном крыле, иногда слышно было, что там происходит. Но мы не подавали виду. Не смели. И взрослые сотрудники тоже. Так и получилось, что об этом не говорили. – Йохансен выпрямилась. – И лучше бы и не заговорили, – добавила она.
– Почему? – воскликнул Эйк, и было совершенно ясно, что он не может с ней согласиться. На лбу у него пролегла глубокая морщина.
Лиллиан повернулась к нему:
– Потому что мы все оказались виноватыми. Бодиль Парков была жёстким руководителем, но она знала, что там происходит, и ей следовало вмешаться. А так она всех нас сделала соучастниками того безобразия, которое там творилось. А по прошествии стольких лет незачем ворошить прошлое.
– И вы все делали вид, что ничего особенного не происходит, – заключил Нордстрём, с досадой выплюнув зубочистку. – Наверное, потому, что были уверены, что слабоумные девочки не проболтаются. Или потому, что у них не было близких, которые могли бы за них заступиться?
– Прекрати! – властно прервала напарника Луиза, подумав, не выставить ли его за дверь.
– Так тридцать лет прошло уже, – защищалась Йохансен. – В то время всё было по-другому, и главный врач опротестовал обвинения, которые выдвигали против Парков, и отрицал, что подобные посягательства имели место. И в конце концов, кончилось же тем, что её брата убрали.
– Когда это случилось? – спросила Луиза.
– А вот совсем незадолго до истории с близнецами. Может, неделей или двумя раньше.
– Значит ли это, что брат Бодиль Парков содержался в Элиселунде до тех пор, пока она сама не уволилась и не покинула интернат?
Лиллиан кивнула.
– И в тот день, когда она прекратила работу там, девочки и исчезли? – перехватил инициативу Эйк и даже поднялся на ноги.
Йохансен сидела неподвижно и следила за ним взглядом, пока он натягивал кожаную куртку и брал со стола ключи от машины.
– Может, нам и надо было дать ход этому делу, когда главный врач покончил с собой, но ведь это на нём лежала ответственность за лечебное отделение, так что дело похоронили вместе с ним, – проговорила сотрудница интерната.
– И никого не интересовало, что произошло с Лисе и Метте? – заключила Луиза, взяв свою кофту, чтобы последовать за Нордстрёмом.
– Так ведь забытые девочки с самого начала были предоставлены сами себе, что же мы могли поделать? – промямлила Лиллиан.
Рик развернулась в дверях и внезапно поймала себя на том, что кричит.
– Вот тут вы ошибаетесь! – гневно бросила она. – Девочки были забыты не сразу! Их отца уговорили забыть о них. Ему посоветовали не приезжать к ним, и, очевидно, такие беседы были проведены с родственниками и близкими очень многих детей и взрослых, которых никто не навещал. Они были предоставлены сами себе, потому что отличались от других, вот их и упекли в такое место, где сотрудников волновало лишь, как бы самим поудобнее устроиться и не перетрудиться, ухаживая за больными. Но именно вы-то и обязаны были интересоваться ими! У них же никого больше не было…
От гнева Луиза начала уже путаться в словах, и она изо всех сил старалась успокоиться, чтобы не наговорить лишнего. Сжав зубы, она повернулась к Лиллиан спиной и покинула кабинет.
На этот раз, когда Эйк летел по улице Буккесковвей с такой скоростью, что во все стороны из-под колёс разлетались камешки, Луиза не обратила внимания ни на заброшенную лесопилку, ни на попадавшиеся по пути дома. Её взгляд был прикован к верхушкам высоких каштанов, окружавших домик егеря.
С дороги Рик позвонила Киму и вкратце рассказала ему о показаниях Лиллиан Йохансен и о той информации, что им удалось получить о Йоргене Паркове и об истории его семьи.
– Он жил здесь и тогда, когда прокатилась первая волна изнасилований, – подчеркнула она.
Но на один из вопросов Расмуссена у неё не было ответа.
– А как же те двадцать лет, которые разделяют эти и те события? – спросил он Луизу. – Тебе не кажется маловероятным, чтобы он так долго выдерживал паузу, а потом вдруг снова взялся за своё?
Когда они подкатили к домику егеря и остановились, калитка в заборе из штакетника была открыта, а дверь в жилой дом широко распахнута.
– Что-то тут не так, – сказала Луиза Эйку, увидев, что посреди площадки перед домом валяются грабли Йоргена.
Она сорвала с себя гарнитуру мобильного и побежала к дому, выкрикивая имя Бодиль. Повсюду царила пугающая тишина, которую нарушило только хлопанье крыльев птицы, взлетевшей с соломенной крыши. Сердце у Рик колотилось, когда она положила руку на служебный пистолет и осторожно зашла в прихожую. В гостиной никого не было видно, и во всём доме не было слышно ни шороха. Луиза кивнула Нордстрёму и знаками показала ему, чтобы он шёл дальше в жилые комнаты, а сама вышла кухню.
Пусто. На столе оставались две грязные тарелки и стакан с остатками молока на дне. На скатерти валялись крошки, масло не было убрано в холодильник.
Рик медленно продолжала продвигаться к двери комнатки за кухней, а потом осторожно нажала на ручку двери и открыла её.
Комната, оказавшаяся спальней Бодиль, была затемнена тенью большого дерева, раскинувшего ветви за окном, и в нос Луизе, когда она вошла, ударил прохладный, слегка парфюмерный запах.
В кресле-качалке, стоявшем в углу между двумя окнами, сидела хозяйка дома. В руках у неё были вязальные спицы и какая-то толстая пряжа, уши ей закрывали наушники, и она равномерно раскачивалась взад-вперёд.
Рик заметила, что напряжённо дышит, и выпустила из рук рукоять пистолета. Глаза её были прикованы к тому, как сосредоточенно пожилая женщина работает спицами. Луиза ещё пару раз позвала её по имени, а потом подошла к ней и остановилась перед качалкой.
Парков вздрогнула и оторвала взгляд от вязания. Когда она сняла наушники, сотруднице полиции стало слышно лившуюся из них классическую музыку. Бодиль ничего не сказала – она только неотрывно смотрела печальным взглядом на Луизу. Руки у неё замерли и опустились на колени.
