Дождь, ввалившийся накануне вечером без стука, оказался не только дурно воспитанным, но и злокозненным. Мало ему, похоже, что слякоть и мокредь вокруг развел, так он еще и плохо выстиранное облачное одеяло с собой приволок.
И утро получилось унылым, блеклым, пасмурным. Осенним таким, противным.
— Бр‑р‑р, гадость какая! — Путырчик, зябко поеживаясь, закрыл за собой дверь избушки. — Вчера же еще так тепло было, я и выскочил в одной майке…
— Венечка, ну зачем же ты врешь, — Лена мрачно рассматривала в маленьком зеркальце свое несколько деформированное после сна лицо. — Мало того, что ты оказался жутким храпуном, так ты еще и брехун. Одного не пойму — где в этом тощем теле размещается механизм столь мощного рева? Или это кости резонируют?
— Нет, ну ни фига ж себе! — Архивариус от возмущения захлебнулся словами, пару секунд невнятно булькал. Потом на поверхность снова всплыли относительно связные фразы: — Это с какого перепугу я брехун?! Когда я брехал?!
— Да только что, — Осенева попыталась разгладить вмятину на щеке, оставленную спальным мешком, но, смирившись с неизбежным, позволила организму справляться с последствиями плохого сна самостоятельно. — Нагло заявил, что на улицу в одной майке ходил.
— А что, нет, что ли? — импульсивный Венечка от возмущения аж подпрыгнул, затем вцепился в край своей и без того растянутой тишотки и затряс им (краем). — Это что, по‑твоему, свитер? Пальто? Шуба?
— Майка.
— И почему я тогда брехун?
— Так на тебе ведь еще и портки есть, — ехидно сообщила Лена. — А было бы забавно, если бы ты до ветру голопопым бегал.
— Размечталась, — буркнул Путырчик, вытаскивая из рюкзака свитер. — Народ, там, на воле, сейчас архигадко, сколько нам до отъезда дней осталось?
— Да всего три, — усмехнулся Вадим. — Выдержишь, незабудка ты наша хрупкая?
— Сам ты незабудка! — Путырчик швырнул в приятеля комком непонятного происхождения. — Можно подумать, ты любишь серую осеннюю гнусь. А под мелким моросящим дождичком мокнуть — чистый кайф!
— Веня!!! — грянул возмущенный женский хор, когда комок, не долетев до цели, развернулся и радостно оповестил органы обоняния присутствующих о своем пикантном секрете. — Свинья ты противная! Ты что, носки свои в принципе не стираешь или только здесь?!
— А где вы видели свинью, стирающую носки, — хмыкнул рыжий, ничуть не смутившись. — И вообще, дамы, вам не кажется, что пора завтракать? Или хотя бы приступить к приготовлению пищи?
— Точно! — Тарский гибко поднялся с пола, с хрустом потянулся и погладил мгновенно прильнувшую к нему Дину по голове: — Ну что, малыш, угостим народ грибной жарешкой и морсом из ягод, а? Давай, давай, похлопочи там, хозяюшка моя!
От этой фразы, произнесенной особенно проникновенно, девушка впала в гипнотический транс. Она кивнула, осмотрела всех совершенно расфокусированным взглядом и пролепетала:
— Все будет готово минут через двадцать‑тридцать. Потерпите?
— Дина! — рявкнула Осенева, с гадливостью отвернувшись от самодовольно ухмылявшегося самца. — Не смей!
— Значит, договорились? — Судя по улыбке, Квятковская реагировала только на своего Тони, все остальные внешние раздражители для нее не существовали.
Девушка потерлась, словно кошка, о руку ненаглядного и направилась к выходу. Остальные потянулись за ней, старательно обходя Тарского.
— Соотечественники, оденьтесь потеплее, там гнусно!
— Спасибо, сердобольный ты наш! — Вадим хлопнул Путырчика по плечу, снял с гвоздя, вбитого в стену, висевшие там ветровки и раздал остальным.
Там действительно было гнусно. Мокро, сыро, поверхность озера из голубой превратилась в свинцово‑серую, дул пронизывающий ветер. Переход к осени здесь, на севере, был слишком уж резким.
Курильщики отошли в сторону и осчастливили себя первой утренней сигаретой. Лена и Нелли, не принадлежавшие к этому племени, с сочувствием наблюдали за суетившейся Диной.
Та несколько раз обежала вокруг избенки, затем сбегала к озеру, пошебуршилась возле лодки, вернулась и растерянно затопталась на месте.
— В чем дело, малыш? — Тарский выщелкнул окурок в кусты и подошел к девушке.
— Тошенька! — всхлипнула Дина. — Все пропало!
— Что пропало?
— Все! И грибы, и ягоды! Ведро пустое вон валяется, и корзина тоже! Кто‑то ночью все выбросил. Что же делать?
— Народ, ну вы уроды! — Антон успокаивающе обнял расплакавшуюся девушку. — Из‑за ваших идиотских суеверий мы останемся голодными! Это же надо — не полениться встать ночью, утащить в лес ведро и корзину…
— А никто в лес и не ходил, — Борис, всмотревшись, подошел к яме, выкопанной специально для мусора. — Вон ваша добыча, преет среди гнили. Похоже, наш неведомый доброжелатель предварительно хорошенечко потоптался по грибочкам.
— Это не доброжелатель, это трус, — Тарский презрительно поморщился. — Неужели он предполагал, что мы будем выковыривать еду из мусора? Топтать‑то зачем? И что теперь жрать будем?
— Во‑первых, не жрать, а есть, — процедила Лена. — А во‑вторых, можно подумать, что твоя добыча была нашей последней заначкой. Девчата, пойдем кашу сварим нытикам! А после завтрака мужчины пусть на рыбалку отправляются.
— А вы — за съедобными корешками, — хмыкнул Борис. — Напоследок поживем в первобытнообщинном строе.
Глава 8
Конечно, до одежды из шкуры мамонта и ухаживаний с помощью дубины дело не дошло, но переход исключительно на дары природы активизировался. Было ли основной причиной этого желание насытиться натуральными продуктами накануне возвращения в мир цивилизации и химии или плохая погода, не располагавшая к исследовательским походам — какая разница? Может, народ просто решил поиграть в «Последнего героя»?
Важен результат. А он оказался впечатляющим: представители мужской половины племени Озера наловили рекордное за все время пребывания в этих местах количество рыбы. Впрочем, лучшая половина тоже не подкачала — притащили из лесу целую толпу грибов.
Даже Тарский (впервые в жизни, похоже) взял в руки удочку. Спиннинг ему не доверили, иначе у товарищей по половой принадлежности могли пострадать основные признаки этой принадлежности.
Правда, обильная добыча отомстила победителям: пришлось пару часов потратить на подготовку ее к употреблению. Сначала все вместе чистили и потрошили рыбу. Излишки засолили — в Москве под пиво да под воспоминания, м‑м‑м! Потом перебрали грибы.
А потом была царская трапеза, пусть и несколько запоздалая, зато обильная. Тут тебе и тройная уха, и запеченная в костре рыба, и гречневая каша с грибами, и просто жареные грибы.
Расположились на берегу озера с максимально возможным комфортом, поскольку оставшиеся до отъезда дни решили не ждать милостей от природы, а нахватать их по максимуму. В том числе и вкусного воздуха, и завораживающих своим величием озера, гор, леса. Поэтому душная изба в качестве столовой больше не устраивала.
