— Хочется — зови, — усмехнулась Лана, — не сдерживай себя. Называть вещи своими именами гораздо проще, чем стараться даже в мыслях оправдать чье‑то раздражающее поведение.
— Именно раздражающее, особенно сейчас. Там, в походе, я взялась опекать Квятковскую, пытаясь хоть немного адаптировать это библиотечное пернатое к реалиям жизни вдали от цивилизации. И она старалась, помогала готовить, убирать, за грибами ходила с нами. В походы, правда, нет, потому что в первом же длительном пешем походе нам пришлось на обратном пути останавливаться чуть ли не каждые полчаса, бедная Диночка стерла ноги, устала, расхныкалась. Поэтому она чаще всего оставалась дежурной по кухне. Но это ее полное растворение в человеке, который откровенно издевался над ней! — Осенева аж плечами передернула. — Мне, как ты понимаешь, наблюдать за этим было особенно напряжно, ведь Тарский потащился в поход из‑за меня. И мимоходом растоптал очередную душу. Он, конечно, не старался делать это специально, просто парню и в голову не приходило хоть немного жалеть несчастных, запавших на его обаяние. Но я очень надеялась, что Антону хватит ума не трогать Квятковскую. Ведь одно дело — любить безответно и совсем другое — переспать с объектом своих грез. Для Тарского это ровным счетом ничего не значило, а Динка мгновенно нафантазировала черт знает что! А когда случилась эта жуть…
— Все, хватит об этом! — Лана нарочито возмущенно ткнула подругу кулачком в плечо. — Сколько можно вспоминать! Мы, если одна пьянюжка помнит, начали разговор совсем о другом и опять плавно сползли на Тарского! Давай по сути происходящего!
— Ну да, конечно. Это из‑за Динки. Она ведь, как ты знаешь, вообще в больницу попала с тяжелым нервным срывом. Мамаша ее — вот, кстати, никак не могу понять, как у такой яркой, умной, активной женщины получилась столь унылая дочь! Ну да ладно, короче, мать забрала Дину из местной больницы и перевела ее в московскую платную клинику, где Квятковская провела десять дней. Навещать ее нам всем было строго‑настрого запрещено, дабы не спровоцировать у бедняжки очередной приступ. А мы, если честно, не особо и рвались, самим, как ты помнишь, хреново было.
— Помню.
— Короче, более‑менее, как я уже говорила, мы очухались лишь пару недель назад. Созвонились, решили, что надо бы пересечься, поболтать, пиццы поесть, Путырчик там опять что‑то в Инете «потрясное» нарыл, короче — жизнь продолжается.
— Вот именно. И почему же ограничились лишь разговорами?
— Говорю же — из‑за Динки! Она выписалась из больницы и даже снова вышла на работу. И с этого момента начала буквально преследовать нас своими звонками. Могла позвонить в любое время дня, утром, поздно вечером — да когда ей в голову взбредет — и зудеть лишь об одном — о бедном Тошеньке! В подробностях снова и снова переживая тот день.
— Ну звонила, и что? — пожала плечами Лана. — Вас ведь никто не заставлял приглашать ее на встречу!
— Эта прилипала все равно бы узнала, через мать Нелли Симонян. Это ведь Нелька привела к нам Квятковскую, их матери дружат.
— Попросили бы мать Нелли ничего не говорить.
— Ага, конечно! Тетя Карина у нас очень жалостливая, она так переживает за бедную девочку! Мы все должны поддержать Диночку в этот трудный для нее период! Можно подумать, что для нас это — веселые каникулы!
— Ладно, не заводись снова, — Лана протянула покрасневшей от возмущения подруге намазанный джемом тостик. — На вот, укуси сладенького, подобреешь сразу. Лучше тост, чем меня или Тимку.
— После Тимки потом весь рот в шерсти будет, — проворчала Осенева, выбирая, с какой стороны начинать потреблять «подобритель».
— И только это тебя удерживает?! — Лана опасливо отодвинулась от подружки. — Значит, поскольку у меня с шерстистостью как‑то не складывается, вполне возможен угрыз за мягкое место?
— Не обольщайся, — прожевала та. — На фиг мне твое мягкое место, я не по этому делу. Пусть уж твой Кирюша кусает тебя, куда дотянется.
— Ну вот, опять в сторону от основного направления убрели! Вечно с тобой так!
— Со мной?! Сама намекает на извращения всяческие, в краску вгоняет, а потом еще и инсинуациями в мой адрес швыряется!
— Ладно, не комплексуй! Я же прекрасно понимаю, что ты просто потеряла суть разговора, вот и ползаешь вокруг да около, надеясь случайно наткнуться на эту самую суть. Напоминаю — ты намекала на тяжелые предчувствия, давившие на тебя последнее время.
— Ну да, — шутливая пикировка окончательно вернула прежнюю Ленку, и даже напоминание о вчерашнем не смогло снова столкнуть ее в болото истерики. — В общем, мы с ребятами созванивались, но говорить могли только о занудстве Динки. Сама понимаешь, тема эта не самая привлекательная, поэтому общение постепенно сошло на нет. Работа, дела, проблемы. Да и не так много времени прошло, чтобы очень уж соскучиться друг по другу. Не знаю, как у других, но у меня после прекращения общения начались странные приступы паники. Ну, я говорила — создавалось ощущение, что за мной кто‑то наблюдает, решает — жить мне или умереть. Кто‑то очень жестокий. Причем чувство это не было постоянным, в основном все шло как обычно. Нормальная такая, устоявшаяся жизнь. А потому вдруг бац — и в спину словно ледяной штырь ввинчивается, начинаешь оглядываться по сторонам, шарахаться от любого, кто кажется подозрительным. И давит что‑то, давит! Да так, что дышать тяжело!
— И почему вот не пришла к нам ни разу в такие моменты? Ты же знаешь, Кирилл после пережитого умеет читать чувства и эмоции, он бы разобрался в тебе лучше любого врача!
— Знаешь, — Осенева беспомощно посмотрела на подругу, — совершенно забыла об этом! Вот дурында, а!
— С диагнозом согласна.
— В общем, приступы становились все чаще, а накануне происшествия с Вадимом все исчезло. Все спокойно, нормально, я решила, что само прошло. Пока не позвонила Ирина…
— А почему, кстати, она позвонила именно тебе? У нее что, нет более близких подруг?
— Не знаю, — растерянно протянула Ленка. — Я как‑то не подумала тогда об этом. Ира так кричала в трубку, так плакала! Так боялась ехать на опознание одна! Меня тоже словно током шарахнуло от известия, и способность соображать я, похоже, оставила в ящике рабочего стола.
— Так ты на работе была?
— Конечно. Где же еще я могу быть в будний день, пусть даже и в пятницу? Само собой, в офисе торчала. У меня как раз очередные туристы сидели, тур в Египет выбирали, пришлось их перекинуть на другого менеджера. В общем, за руль — и к Плужниковым в агентство.
— Вот кстати — у них же охранное агентство, верно? Неужели некому было хозяйку сопроводить?
— Говорю же — не знаю я! Что ты меня допрашиваешь! Это сейчас я вижу все нестыковки, начиная с непонятного звонка самой Ирине, а тогда — тогда в голове стучало лишь одно: «Он выбрал Вадьку».
— Кто он?
— Тот, кто сидит в пруду, — криво улыбнулась Осенева. — Тот, кто выбирал жертву. И выбрал Вадима Плужникова.
