– Что – вообще?
– Да нет, ничего.
– И все-таки?
– Я как-то вышла мусор выносить, а она по лестнице поднималась с этой своей девицей, Антониной.
– И что?
– Я поздоровалась, а Илона… она сделала вид, что не узнала меня, представляете?
– Вид сделала?
– Ну, не ответила, во всяком случае. А еще так посмотрела…
– Как?
– Как будто видит впервые в жизни! Но вы не подумайте, потом все нормально было, – тут же спохватилась соседка, опасаясь, что наговорила лишнего. – Илона вообще-то женщина хорошая, приветливая!
– Скажите, а вы были знакомы с Евгенией Трубачевой?
– Вы, наверное, Евгешу имеете в виду? Да, конечно, она ведь долго у Илоны работала. Добрая женщина, очень приличная. Я все удивлялась, почему Илона ее на Тоньку сменяла, ведь девица-то серая, не чета Евгеше! Жалко Илону.
– Почему?
– Говорю же, одинокая она. Долго без работы сидела, кому нужна пожилая актриса? Раньше она в театре нарасхват была. Я на десять лет старше и помню время, когда она была звездой. Мужики за ней бегали, и какие мужики – артисты все да чиновники!
– Как давно вы знаете Илону? – поинтересовалась Рита.
– Да вот скоро тридцать лет будет. А что?
– То есть вы ее первого мужа не встречали?
– Не довелось. Да и второй-то, режиссер, к тому времени умер уже – он ведь Илоны намного старше был. Она про то время распространяться не любит. Мне, честно говоря, льстило, что Илона со мной запросто общается, нос не задирает, хотя больше ни с кем из соседей дружбу не водит. Жаль, что она вот так, вдруг, перестала!
– Понятно, – вздохнула Рита. – А вы не могли бы позвонить, когда Илона появится?
– А вы думаете, с ней что-то случилось?
– Надеемся, что нет, – улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой Женька, записывая номер своего и Ритиного мобильных на листке из блокнота.
– Ну, что делать будем? – спросила Рита, как только соседка Илоны закрыла дверь.
– Навестим Антонину Печникову. Если кто и должен знать, где Илона, так это она: они ведь, как я понимаю, неразлейвода. Ты в курсе, где она живет?
– Сыщик дал адрес. Снимает она, на Ржевке.
Дом по адресу, указанному на бумажке Риты, оказался отвратительно выглядящей блочной девятиэтажкой. Декоративная плитка, которой когда-то облицевали здание, местами отвалилась, обнажив цемент, который от сырости приобрел цвет больного желтухой. В подъезде воняло кошачьей мочой.
– Неужели Илона так мало платит помощнице, что та не в состоянии снять нормальное жилье? – пробормотала Рита, на ощупь продвигаясь к лифту, зажав нос двумя пальцами.
– Сомневаюсь, что Илона в состоянии положить хорошую зарплату, – заметил Фисуненко. – Она не в лучшем финансовом положении, так как до предложения Дикого сидела без работы. Наверное, какой-никакой денежный парашют у нее имеется, но не думаю, чтобы Евгеша или Антонина жировали!
Они поднялись на дребезжащем лифте на восьмой этаж и позвонили в дверь. Открыла неопрятная тетка, тощая, как проволока, с бигуди по всей голове и в спортивном трикотажном костюме с отвисшими коленками, выпущенном, как подозревала Рита, году этак в восьмидесятом.
– Следственный комитет? – Потрясенно хлопая глазами, лишенными ресниц, женщина уставилась на удостоверение Фисуненко. – Вы по поводу наркоманов?
– Нет, по другому вопросу, – ответил Женька. – Антонина Печникова здесь проживает?
– Ну, здесь, – по-прежнему хлопая глазами, ответила хозяйка. – Тонька у меня комнату снимает. С тех пор как благоверный мой усвистал с вещами и всеми накоплениями, приходится выкручиваться. Деньги-то с неба ведь не падают, вот и сдаю. Она что-нибудь натворила?
– Антонина хорошая жиличка? – поинтересовалась Рита, не отвечая на вопрос.
– Да не жалуюсь, – пожала костлявыми плечами хозяйка квартиры. – Живет несколько месяцев, платит исправно, да и не появляется почти.
– А когда она придет? – спросил Фисуненко.
– Да бог ее знает когда! – развела руками хозяйка квартиры. – Я ж ее маршруты не отслеживаю! Она у актрисы работает, постойте… ну, известная такая актриса, пожилая.
– Илона Рогозина, – подсказала Рита.
– Точно! Антонина часто у нее остается. Или, может, она у любовника?
– А есть любовник?
– Да понятия не имею! Я в чужие дела не вмешиваюсь. Если жилец платит, ведет себя прилично и помещение содержит в порядке, мне больше ничего от него и не надо.
– Хорошо, – сказал Женька, – а можем мы взглянуть на комнату Антонины?
Рита наступила ему на носок ботинка, но Фисуненко сделал вид, что ничего не почувствовал.
– Да смотрите себе, – снова пожала плечами хозяйка. – Вы ведь ничего не возьмете?
– Только посмотрим, – заверил женщину Женька, продвигаясь за ней по темному коридору к двери Антонины. Хозяйка квартиры открыла ее своим ключом.
– Мне на кухню надо, – сказала она. – Вы тут глядите сами!
– Ты что делаешь? – возмущенно спросила Рита, когда женщина в бигуди удалилась в сторону кухни. – Без санкции на обыск?
– Какой такой обыск? – невинно раскрыл глаза Женька. – Мы же просто смотрим.
– Вряд ли Антонине понравилось бы, застань она нас в своих личных владениях! – заметила Рита.
– А мне не нравится, когда люди пропадают. Помнишь, Евгения Трубачева вот так же испарилась, а потом ее нашли мертвой?
Рита знала, что он прав, но она также понимала, что у них нет законного права находиться в комнате Антонины, а уж тем более осматривать ее личные вещи.
– Тебе ничего в глаза не бросается? – спросил Женька, озираясь.
Комната, как и предупреждала квартирная хозяйка, содержалась в идеальном порядке, однако трудно было себе представить, что здесь кто-то живет, тем более – женщина: ни занавесок на окнах, ни картинок или фотографий на стенах. Даже зеркало отсутствовало!
– Ни книг, ни журналов, ни телевизора, – бормотал Фисуненко, прохаживаясь по комнате. – Даже приемника нет – чем эта Антонина занимается в свободное время?
– Думаю, его у нее нет, – ответила Рита. – Все свое время она проводит с Илоной…
Она распахнула створки старенького шкафа. Похоже, что он, как и видавший виды диван и стол с двумя стульями, был предоставлен жиличке хозяйкой квартиры: вряд ли кто-то стал бы перетаскивать на новое место такую рухлядь!
В шкафу обнаружились два строгих костюма, явно купленных на рынке и аккуратно обернутых целлофановой пленкой от пыли, две пары поношенных джинсов, пара черных юбок, сапоги на плоской подошве и туфли-лодочки без каблука.