– Это… это правда – вы? – залепетала она, вцепившись в ручку двери так крепко, что побелели костяшки пальцев.
– Дома есть взрослые? – сухо поинтересовался Фисуненко, в то время как Сергей, сняв очки и позволив девчонке лицезреть свой светлый лик во всем его великолепии, широко улыбнулся. Та перевела взгляд на Евгения, но, казалось, не видела его: перед взором подростка по-прежнему стоял ее идол, как простой смертный, явивший себя ей, словно архангел Михаил.
– Н-нет, н-никого, – пробормотала она.
– Ты – Оля, верно? – продолжая улыбаться, уточнил Сергей.
Девочка вспыхнула от одной мысли о том, что «божество» взяло на себя труд запомнить ее бренное имя, и кивнула.
– Можно мы войдем? Ты не бойся, это мой друг. Он из полиции.
– Из полиции?
– Человек пропал, – напомнил Фисуненко и аккуратно втолкнул Олю в квартиру: ему надоело стоять на лестничной клетке, и он спешил выяснить, не ошибся ли Сергей в своих предположениях.
Оказавшись в гостиной, он продолжил допрос:
– Итак, ты сказала, что видела Илону Рогозину и ее компаньонку, верно?
Оля молчала, продолжая таращиться на Свердлина.
– Расскажи, когда это произошло? – мягко попросил Сергей, придя на помощь своему спутнику. – И где?
– Я… мы с родителями возвращались с дачи, – произнесла наконец девочка, не сводя ошалелого взгляда с актера. – Они зашли в кулинарный магазин на Балтийском вокзале, а я осталась у касс, багаж сторожить. Там я их и увидела.
– Хорошо, а почему ты обратила на женщин внимание? – спросил Фисуненко. – Ведь тогда, насколько я понимаю, ты еще не видела поста Сергея?
– Из-за мужчины.
– Какого такого мужчины?
– Который к ним подошел. Та, что помоложе, уже почти у самого окошка стояла, а вторая, старая, рядом… Она странно себя вела, оглядывалась, как будто искала кого-то взглядом.
Мельком взглянув на Свердлина, Фисуненко заметил, как напряглись мышцы его лица.
– Так что же сделал мужчина? – спросил Евгений. – Тот, который подошел к пожилой женщине?
– Он не к ней подошел, а к другой, к молодой, – возразила Оля. – Буквально выдернул ее из очереди за локоть.
– А она что?
– Кажется, испугалась. Но они точно знакомы!
– С чего ты взяла? – вмешался Сергей. – Она называла его по имени?
– Я не слышала, о чем они говорили, ведь я у дальней кассы стояла! – чуть не плача от желания помочь Свердлину, ответила девочка-подросток. – Но эта женщина, она, похоже, не хотела с ним идти.
– Как ты это поняла?
– Ну, она вырваться пыталась, и кто-то из людей в очереди попробовал встрять, но тот мужчина что-то ему сказал… И той женщине, на ухо. Она притихла и позволила ему взять ее под руку. А потом они все ушли.
– Так и не купив билеты?
Оля кивнула. Мужчины переглянулись.
– Я вам помогла? – с надеждой спросила девочка. – Ну хоть чуть-чуть?
– Милая, ты – большая умница! – заверил ее Сергей, и личико Оли осветилось. – Без тебя мы бы просто не знали, что делать!
– Идем! – сказал Евгений, поднимаясь из кресла. – Надо поспешать!
– А вы… можно мне… – казалось, Оля вновь лишилась дара речи, сообразив, что ее бог сейчас исчезнет и мир вновь погрузится во мрак. – Вы не дадите мне автограф, Сережа?
– Я сделаю лучше, – ответил тот и вытащил из-за пазухи диск. – Вот, держи: это – мой последний фильм, рабочая копия. Он будет в прокате только через пару месяцев, а уж в продаже – и того позже. И сейчас я тебе его подпишу.
Достав маркер, Свердлин размашисто чиркнул пару строк и протянул диск Оле. Та дрожащими руками приняла подарок, с восторгом глядя на актера.
– Вы хорошо подготовились! – отметил Фисуненко, когда они оба оказались в лифте.
– Практика, – коротко ответил Сергей. – Ее показания помогут?
– Определенно. Теперь мы знаем, что между похитителями Илоны не все ладно! Возможно, они поругались, и Антонина решила увезти Рого…
– Меня беспокоит не Антонина, а тот мужик, – перебил Свердлин. – Что ему может быть нужно от Илоны?
– Деньги?
– Вы же в курсе состояния ее дел!
– Я-то да, а вот он? Кроме того, она владеет дорогой недвижимостью.
– Которая завещана клинике!
– Вдруг он не в курсе? Да и завещание можно изменить в любой момент.
– Скажите, он может… убить Илону? – спросил Сергей.
– Пока не получит то, чего добивается, – нет. Но надо торопиться, потому что с ним Антонина, которая втерлась в доверие к вашей жене, и она знает, как получить желаемое!
– Но как мы его найдем? Вы же слышали, что они так и не купили билеты, и, значит, невозможно выяснить в кассе, куда Антонина намеревалась увезти Илону!
– Похоже, мы знаем мужчину, который увел обеих с вокзала.
– И вы молчали?
– Полной уверенности нет, но это единственный шанс найти Илону в целости и сохранности. Мне нужно срочно позвонить!
* * *
– Алексей рос непростым ребенком, – говорила Лариса Александровна. – Наверное, наша с Геннадием вина в этом тоже есть, ведь он по большей части был предоставлен сам себе… Нет, вы не подумайте – за ним был отличный присмотр! Мы нанимали нянь, частных учителей, поэтому Алеша никогда не оставался один, но вместе мы проводили мало времени.
Рита искренне пожалела мальчика, который требовался отцу лишь для самоутверждения, а матери вовсе не был нужен. Скорее всего он получал больше всевозможных благ, нежели его сверстники, однако родительская любовь в их число не входила.
– Почему вы говорите, что с ним было непросто? – поинтересовалась она.
– Алеша рано стал проявлять своенравие. Нам часто приходилось менять нянек и воспитательниц, так как он с трудом с ними уживался. Все желания Алеши выполнялись, но он рос капризным и требовательным. Геннадий не выносит шума и криков и каждый раз, когда Алексей закатывал очередной скандал, запирался в своем кабинете, а разбираться с проблемами приходилось мне. Не раз я напоминала мужу, что усыновление было его идеей, но Геннадий, как все мужчины, помнит лишь то, что хочет сам, – так уж у них память устроена, очень удобно!
На лице Гаврилова Рита прочла возмущение подобным предположением, но незаметно для Трухиной сделала ему знак молчать.
– С возрастом иметь дело с Алексеем становилось все труднее, – продолжала между тем женщина. – Лет в четырнадцать мы полностью утратили над ним контроль. Он связался с дурной компанией.
– Как же вы допустили, чтобы ваш сын, сын профессора, академика, общался с уличной шелупонью? – с сарказмом спросил Гаврилов.
