Урбанизация
Трехкратный рост промышленного производства в 1930-х гг. предполагал высокие темпы урбанизации. И факты это подтверждают: в 1928–1940 гг. произошло удвоение численности городского населения. Проекты строительства производства в отдаленных регионах (таких, как Магнитогорск и Кузнецк) способствовали возникновению городов там, где до этого обитали только пастухи. Однако основная часть урбанизационных процессов происходила в уже существующих городах Советского Союза. Так, например, население Москвы выросло с 2 млн в 1926 г. до 4,1 млн человек в 1940 г., а Ленинграда — с 1,7 млн до 3,2 млн человек соответственно. Многие другие советские города переживали двух- или трехкратный прирост населения в своих пределах (Лоример. 1946, 250–251).
В табл. 5.5 отражена эволюция численности городского и сельского населения. Причиной резкого сокращения населения деревни, зафиксированного в 1933 г., стал голод, последовавший за периодом коллективизации, поэтому в 1939 г. его численность сократилась на 7 млн человек по сравнению с 1928 г. В то же время городское население почти удвоилось за этот период: с 28,1 млн до 54,7 млн человек. Значительная часть прироста являлась следствием оттока населения из села в город; за этот период число мигрантов составило 23 млн человек (Лоример. 1946, 150).
Столь масштабной миграции населения в города способствовали несколько факторов, и первую очередь разница в заработных платах. Уровень заработной платы городского рабочего был относительно выше деревенского. Несмотря на то что торговая ситуация в стране демонстрировала некоторое улучшение, политика Сталина по закупкам сельскохозяйственной продукции сохраняла доход сельчан на весьма низком уровне по сравнению с тем доходом, который был возможен в таких условиях. Мягкие бюджетные ограничения позволяли промышленным производителям значительно увеличивать количество рабочих на производстве без ущерба для их заработной платы. Столь стремительный рост спроса на трудовые ресурсы в городе притягивал сельских жителей. С точки зрения предложения рабочей силы механизация сельскохозяйственных операций стала причиной двух параллельных явлений: внедрение технических средств распашки и сбора урожая ликвидировало повышение спроса в пиковые периоды и привело к исчезновению традиционных видов мужской работы в деревне, тем самым лишая значительную часть мужского населения непосредственной экономической привязки к селу. Дополнительным стимулом оттока населения из сельской местности стала коллективизация. Для жителей села открылась новая перспектива. Было очевидно, что будущее процветание связано с городом, а не с деревней.
Государственная политика оказывала весьма неоднозначное воздействие на процесс перетекания населения в города и отдаленные производственные районы. С одной стороны, стремясь снизить интенсивность миграции в города в период голода, правительство ввело в действие паспортную систему. Первоначально эти регулятивные меры не давали положительных результатов, хотя к концу 1930-х гг. они, возможно, и способствовали установлению некоторой степени контроля (Фицпатрик. 1993, 32). С другой стороны, политика принуждения, проводимая в этот период, напротив, способствовала усилению миграционных процессов. Раскулачивание привело к массовому бегству населения из деревни, а аресты в эпоху террора, которая пришлась на конец 1930-х гг., привели к резкому увеличению числа обитателей ГУЛАГа, при том что значительную долю заключенных в исправительных лагерях составляли мужчины работоспособного возраста. По мнению Роузфилда (1981, 76), «их влияние на советскую индустриализацию не могло быть незначительным». Без принуждения к труду темпы экономического роста были бы значительно ниже. Споры вокруг этого тезиса не утихают уже долгие годы
[71].
Таблица 5.5. Перемещение населения, 1928–1939 гг. (в млн человек)
Источник: см. Приложение С.
Проблема заключается в количестве заключенных и уровне производительности их труда по сравнению со свободными рабочими, причем оценки этих показателей варьируют в достаточно широком диапазоне. В работе Даллина и Николаевского (1947) приведены данные, согласно которым число заключенных в лагерях составляло около 12 млн человек. Некоторые исследователи предполагают еще более значительное количество. В то же время Роузфилд (1981, 65) говорил о 9 млн, а Ясный (1951) исходя из тщательного исследования четвертой пятилетки пришел к выводу, что в 1940 г. этот показатель составлял 3,5 млн человек. С его данными перекликается анализ Бергсона (1961, 443, 447), который полагал, что население ГУЛАГа в 1937 г. составляло около 3 млн, а в 1940 г. достигло 3,5 млн человек. Совсем недавно были рассекречены данные переписей населения за 1937 и 1939 г., а также статистика секретной полиции (в России известной как НКВД), согласно которым осужденных было около 3 млн человек (Гетти, Риттерспорн и Земсков. 1993, 1020; Дэвис, Харрисон и Уиткрофт. 1994, 70). В своей работе (1981) Роузфилд говорит о том, что 9 млн заключенных составляли 23 % несельскохозяйственных трудовых ресурсов, и на основании этих данных приходит к выводу, что для промышленной революции Сталина принудительный труд имел ключевое значение. Данный расчет предполагает равную производительность труда заключенных и свободных рабочих. Однако существует иная точка зрения: так, Ясный (1951, 418) утверждает, что «для выполнения работы одного свободного рабочего требовалось чуть более двух жителей концентрационного лагеря», при этом его расчет производится с учетом таких факторов, как утрата навыков, дефицит оборудования, плохое питание, низкий уровень мотивации обитателей ГУЛАГа, а также потребность в охране и административном управлении лагерями. Если предположить, что в 1937 г. число заключенных было около 3 млн человек, а производительность их труда была эквивалентна труду 1,5 млн свободных рабочих, то объем труда, производимого заключенными, составлял лишь 5 % от объема труда несельскохозяйственных свободных рабочих, или 2 % от общего объема труда в экономике страны. Столь малые доли не могли оказывать сколько-либо существенного влияния на экономическую ситуацию.
Это заключение соответствует данным по промышленному и региональному распределению занятости среди заключенных. Основная часть обитателей лагерей была задействована в строительстве, заготовке древесины и на рудниках, особенно в отдаленных районах страны (Ясный 1951). Даже обладая какими-либо навыками, заключенные выполняли ручную, не требующую особой квалификации работу. Их труд, например, применялся при строительстве канала Москва — Волга, однако в других ситуациях его использование было сосредоточено в отдаленных от Москвы регионах (Хоффман. 1994, 51). Даже в отдаленном Магнитогорске число заключенных не превышало 30 тыс. человек — около 12 % от той четверти миллиона человек, которые проживали в городе в 1932 г. (Коткин. 1995, 72–73, 133). К концу десятилетия численность обитателей концентрационных лагерей сократилась, хотя многие все еще оставались там (Коткин. 1995, 461, примеч. 139). В гл. 9 я выражаю идею о том, что террор государства сыграл важную роль в усилении миграционных процессов. Однако, по сути, нельзя сказать, что принудительный труд оказывал существенное влияние на экономический рост в Советском Союзе.
