Командир возглавлял шествие к жилищу, светящаяся оболочка которого, похожая на желтую мармеладку, виднелась почти за километр. Роботы включили освещение в ожидании их прибытия. Казалось, они идут целую вечность. Передвигаться по Титану при его слабом тяготении и плотном холодном воздухе — все равно что шагать по дну плавательного бассейна. Все движения замедлены. Механик попробовал подпрыгнуть, но снижение было таким медленным, что продвинулся он не дальше остальных. Пока они шли, он поразмыслил о том, что можно прикрепить к каждому астронавту пропеллер, с помощью которого они могли бы бегать или летать, иначе медленная ходьба сведет их с ума.
До жилища они добрались усталыми, желая наконец избавиться от толстой одежды и отдохнуть. Войдя в двойные двери, они плюхнулись на кресла в маленькой комнате отдыха — место казалось странно знакомым по тренировкам на Земле и после тусклого рассеянного света на холодной поверхности Титана ощущалось удивительно теплым и светлым. Воздух базы содержал вместо метана кислород, но большей частью состоял из азота, как атмосфера Титана и Земли. Однако тепло в помещении понижало плотность воздуха, он меньше сковывал движения, и здесь можно было ходить быстрее. Сняв маски, астронавты обнаружили, что работа кислородной системы нарушена: воздух пах аммиаком и резал глаза. Они опять надели респираторные маски.
«Добро пожаловать домой», — сказал механик.
Настоящее
Внеземным колонистам будет грозить депрессия, у них возникнут проблемы с иммунной системой, сном и питанием. Лоуренс Палинкас, профессор Университета Южной Калифорнии, известный как Ларри, изучал зимующих в Антарктике работников, чтобы применить полученные сведения к астронавтам, отправляющимся на Марс. Во времена его наиболее напряженной работы зимовки в Антарктике сильно походили на полет на другую планету: жизнь на автономной станции, враждебные внешние условия, недостаток естественного освещения, почти полное отсутствие связи с внешним миром (хотя внутри станции весьма комфортно и еды достаточно). Сегодня Антарктика далеко не так обособлена, здесь есть интернет и телефон, большую часть года совершаются перелеты. Но синдром зимовки по-прежнему распространен.
«После нескольких месяцев зимнего заточения большинство людей испытывают легкие или средние психофизиологические нарушения с такими симптомами, как бессонница, раздражительность и агрессивность, тревожность, подавленность, ухудшение умственной деятельности, снижение мотивации, расстройства желудочно-кишечного тракта и скелетно-мышечные боли, — писал Палинкас, подытоживая свои и чужие исследования. — Зимой эти симптомы усиливаются, пик приходится на середину зимы».
В 1950-е годы, когда началось круглогодичное пользование антарктическими станциями, случались легендарные психологические надломы, в том числе бунт против ненавистного руководителя и психическое расстройство одного из обитателей станции, которого пришлось на всю зиму запереть в комнате, обитой матрасами. В начале 1960-х гг. с помощью психологических обследований стали отсеивать людей, у которых были проблемы с психикой, и ныне инциденты стали редки; те, что случаются, чаще всего возникают на почве алкоголя. Житель антарктической станции может проявить раздражение из-за неудачного романа, погрузиться в алкогольную апатию или впасть в депрессию из-за болезни или смерти близкого человека.
Но обычно люди просто киснут и выказывают «полярный взгляд» — отчужденный взгляд человека с потускневшими чувствами. Социальная скука и нехватка сенсорного раздражения многих людей пугают. IQ снижается на 5–10 пунктов. «Космический» врач Кристиан Отто, проработавший две зимы в Антарктике физиологом, говорит, что, неделями наблюдая неулыбчивые лица, очень удивляешься лицу коллеги в Skype, демонстрирующему нормальные эмоциональные реакции.
Палинкас говорит, что довольно просто отсеять людей, склонных к серьезным проблемам (кроме алкоголиков, зачастую умеющих скрыть свою зависимость), но куда труднее отобрать тех, кто будет хорошо справляться. Он, в общем-то, перестал пытаться отбирать людей, устойчивых к дискомфорту. Даже если бы это было возможно, сказал он, NASA и так проверяет потенциальных астронавтов по слишком многим параметрам. Вряд ли следует пытаться найти среди них человека, не впадающего в депрессию в темноте и одиночестве.
Если судить по списку качеств, составленному Палинкасом, то семимесячную антарктическую зиму легче пережить человеку, совершенно не отвечающему представлениям начальника отдела кадров об идеальном сотруднике. Тот, кто экстравертен, стремится к успеху, мотивирован и любит порядок, наслаждается проявлением к нему симпатии и любит тех, кто эффективно работает, столкнется с проблемами быстрее прочих. Человек, принимающий ситуацию такой, какова она есть, и не переживающий из-за решений уровня «так сойдет», интроверт, который не нуждается в социальном контакте; при этом он хорошо ладит с окружающими, стремится завершать дела, но не волнуется насчет способов и сроков — таков портрет гибкого выживальщика. Космический колонист должен быть добродушным импровизатором, а не шаблонным занудой и не астронавтом, выбившимся в лидеры еще в скаутском отряде.
Именно таков Дейл Помранинг. Он зимовал на антарктической станции Макмёрдо в числе еще 125 специалистов в 1988 и 1989 гг., когда Палинкас проводил свое исследование. Четверть века спустя они узнали друг друга. Люди обычно помнят тех, с кем перезимовали, даже если долго не общаются. Дейл узнал коллегу с Макмёрдо, которого не видел 20 лет, у входа в продуктовый магазин. Он вспомнил, как Ларри говорил ему, что его коллеги на вопрос «С кем бы вы перезимовали еще раз?» ставили галочку рядом с его именем. Ларри тоже перезимовал бы с Дейлом и помнил о нем по этой причине, а также из-за его мироощущения. Дейл сосредотачивался на своей работе и не участвовал в эпидемии сплетен, распространившейся по станции, из-за которой большинство ее обитателей были вынуждены прятаться в своих комнатах.
Сейчас Дейл живет в Фэрбанксе, на Аляске, где зимой не теплее, чем в Антарктике, и конструирует научное оборудование, работая механиком в Геофизическом институте Университета Аляски. Он гордится тем, что умеет построить все на свете. Зимой 1989 г., когда работе станции угрожала потеря спутниковой тарелки, он починил ее с помощью куска железной кровати и болтов, снятых с гусеничного снегохода, на котором приехал. Он восхищался служащими инженерных частей флота, которые постоянно обменивались колкостями, и водопроводчиками, которые в жуткий мороз без единой жалобы чинили замерзшие канализационные трубы. Он испытывал презрение к недалеким людям, которые жаловались на мороз, но не одевались тепло.
Дейл любит рассказывать истории, и зимовка на Макмёрдо дала ему много материала. Он вспоминает: в феврале, когда улетел последний самолет, дюжина женщин на станции незамедлительно нашли себе парней на остаток года — Ларри Палинкас называет это «адаптацией», ведь романтические отношения помогают людям справиться с изоляцией и экстремальными условиями. Еще Дейл вспоминает, как окружающие уговаривали его выпить на вечеринках, хотя он в жизни не пил; Ларри же говорит, что алкоголь всегда был частью жизни в Антарктике, и большинству он в общем-то не мешает (как и российским космонавтам на МКС). Сосед Дейла по комнате совсем расклеился из-за пьянства и несколько дней не пускал его в ванную, пока не вмешались управляющие. В общем-то, Дейлу нравилась его работа, он общался с теми, кто понимает шутки, а в конфликты и драмы не ввязывался. Зима пролетела быстро.
