А город жил…
И среди бесконечного пестрого перечня больших и маленьких событий происходили события знаковые, о которых стоит сказать отдельно.
Одно из них произошло 2 февраля 1910 года, во вторник, в 2 часа дня. В здании городской управы состоялось открытие «Общества попечения о народном образовании». Вечером того же дня в Общественном собрании состоялся спектакль, сбор с которого поступил «в пользу Общества, на нужды народного образования».
Новое общество не просто провозгласило о своих намерениях: «ни одного неграмотного в городе» – оно деятельно работало на ниве просвещения. И встали в городе двенадцать каменных красавиц школ, спроектированных знаменитым сибирским зодчим Андреем Дмитриевичем Крячковым, многие из которых до сегодняшнего дня украшают сибирскую столицу, многие новониколаевские ребятишки сели за парты, и учили их учителя, которые получили образование уже здесь, в Ново-Николаевске.
Дни текли своей чередой, радуя и огорчая. Радовались служащие мельницы И.М. Луканина, которые написали целое письмо в газету, в котором «…просят выразить благодарность за сделанные им (Луканиным. – М.Щ.) в день его именин ценные подарки (золотые вещи) и награды деньгами, а также за то, что ежегодно в пользу их будет отчисляться, как распорядился И.М. Луканин, 10 % с чистой прибыли».
А вот на заводе Товарищества «Труд» – иные заботы. И об этих заботах также поведала местная газета: «Ввиду ложно распускаемых слухов о якобы приостановленной деятельности чугунно-литейного механического завода Товарищества «Труд» или его ликвидации покорно просим наших уважаемых заказчиков никаким подобным злоуверениям не верить, мы работаем, как и прежде, более того, закуплены новые станки, машины и, не считаясь с затратами, приглашены лучшие мастера».
Те, кто распространял «злоуверения», оказались посрамленными, потому что завод «Труд», самый старейший в Новосибирске, успешно действует и по сей день.
В быстро развивающийся город потянулись столичные деловые люди. И стремительно, нахраписто стали здесь обосновываться, извещая о том газетными объявлениями обывателей: «Петербургские номера», угол Межениновской и Сибирской, бывшие меблированные комнаты «Лондон», находятся вблизи присутственных мест и вокзала, теплые, чистые, при номерах образцовая кухня. Также извещаю господ приезжающих, что номера от прежнего владельца В.Ф. Гуренкова перешли в ведение петербургского купца А.С. Шахмаева… Самовары бесплатно».
Ну, если самовары бесплатно… Придется селиться!
8. «Честь в стране родной! Слава мне в Руси святой!»
Зима, середина января. Если уж быть совсем точным – 16-е число, по старому стилю. 1917 год. Время движется к полудню. В сторону вокзала станции Обь летят лихие извозчики, неторопливо ползут сани-розвальни, на которых везут грузы, маршируют военные, и в стылом морозном воздухе хорошо слышны громкие паровозные гудки.
А по деревянному тротуару, также устремляясь к вокзалу, торопятся две девчушки и оживленно о чем-то разговаривают, перебивая друг друга.
О чем же они разговаривают?
Вскоре, в тот же день, выяснится, и печатная машинка «Ундервуд» торопливо отстукает текст тревожного письма.
«Его Высокоблагородию Господину Ново-Николаевскому Полицмейстеру
Заявление
16-го сего января из Ново-Николаевской 1-й женской гимназии в 10–11 часов утра отпросились с уроков домой две ученицы 2-го класса Шестагина и Отрыганьева, но домой не возвратились.
Отрыганьева, 11 лет, брюнетка, волосы подстрижены, одета в черное бархатное пальто «клеш», серый платок, ранец, покрытый мехом.
Шестагина, 12 лет, шатенка, одета в синее пальто, поношенное, котиковую шапку с ушами и серый платок. По заявлению учениц Шестагина и Отрыганьева, собирались бежать на войну.
Сообщая вышеизложенное, Ваше Высокоблагородие, покорнейше прошу принять меры к задержанию учениц.
Начальница гимназии П. Смирнова.
16 января 1917 года».
Заявление это, как видно, печаталось столь торопливо, что в нем много ошибок, что было довольно редким явлением в гимназических документах того времени. Девочки пропали – тут уж не до орфографии!
В тот же день полицмейстер налагает резолюцию: «Экстренно. Господину Приставу Вокзального участка города Ново-Николаевска. Для немедленного принятия мер к задержанию».
Но по горячим следам беглянок задержать не удалось. Дальше идет переписка приставов Вокзального, Закаменского и Центрального участков, и во всех донесениях значится одно – «за нерозыском». Последнее донесение помечено 27 февраля. Больше никаких документов нет, и остается неизвестным – удалось ли разыскать и вернуть родителям учениц 2-го класса Шестагину и Отрыганьеву…
Будем надеяться, что удалось.
О многом задумываешься, когда читаешь и разглядываешь эти документы. Кем видели себя маленькие гимназистки, собравшиеся бежать на фронт? Наверное, сестрами милосердия? Сейчас уже не узнать и не выяснить, но одно остается непреложным для неравнодушного русского сердца: дети жили общей тревогой великой страны, Российской империи. Уже иные взрослые к тому времени потеряли чувство патриотизма и откровенно смеялись над призывом «За Веру, Царя и Отечество!» А вот девочки не смеялись. Они верили.
И вера эта возникла, конечно, не на пустом месте. Она была воспитана в стенах гимназии.
Весь учебный процесс был выстроен таким образом, что жизнь огромной страны незримо присутствовала в гимназических стенах, присутствовала не формально, а естественно, как дыхание. И старые документы говорят об этом – сухо, бесстрастно, но зато очень убедительно.
Ежегодный акт, проходивший весной, был главным гимназическим праздником. Но в 1912 году эта традиция была нарушена по общему решению… Педагогического Совета.
Какова же была причина нарушения этой традиции?
Обратимся к протоколу, в котором все четко прописано.
«Об устройстве акта.
Педагогический Совет в заседании своем 14 февраля постановил устроить акт весной текущего учебного года.
Имея в виду празднование в августе 1912 г. юбилея Отечественной войны, Господин Председатель предлагает Педагогическому Совету перенести устройство акта на осень, чтобы соединить оба праздника в один».
И далее, после обмена мнениями, принимается решение:
«Для большей торжественности празднования юбилея Отечественной войны отнести устройство акта на 26 августа.
Просить комиссию, которой поручено составление программ акта и юбилея, предоставить их Совету теперь же, чтобы лица, взявшие на себя выполнение программ, своевременно могли бы подготовиться».
В скором времени Педагогическому Совету была представлена «Программа празднования годичного акта и дня столетней годовщины Отечественной войны».
