Труди закрыла глаза, крепко прижалась к нему и подумала: «Вот оно. Я нашла реального мужчину. Я больше не нуждаюсь в „Бабочке“»…
49
Когда сенатор прошел сквозь ворота для прибывающих международного аэропорта Лос-Анджелеса, он был немедленно окружен телекамерами и репортерами.
— Каковы шансы Дэнни Маккея теперь, сенатор? — спрашивали все.
Старик улыбнулся под своей ковбойской шляпой и сказал:
— Я верю в своего зятя. Вы, парни, знаете, что Дэнни Маккей является служителем Бога. Мы уладим это в ближайшее время, чтобы продолжить дело по введению его в кабинет президента в Белом доме! — Он сел в лимузин и уехал, улыбаясь и приветственно махая рукой.
Но, оставшись один в гостиничном номере с Дэнни, старик закричал:
— Что здесь, черт возьми, происходит?!
Дэнни не выглядел, как обычно, симпатичным и уверенным в себе. Уже прошло три дня со времени появления первой новости в печати, и вместо того чтобы затихнуть и стабилизироваться ситуация все больше накалялась. Он не спал прошлые две ночи, и это было видно по нему.
— Черт меня побери, если я знаю, сэр. Я готов поклясться, что за всем этим стоят демократы.
— Не обвиняй проклятых демократов, мой мальчик! Я хочу знать, как тебя угораздило оказаться владельцем публичных домов и кинотеатров, демонстрирующих порнофильмы! А теперь еще и трущобы, господи боже мой!
Газетами был усыпан весь гостиничный номер. На первой странице каждой из них помещалась статья, содержащая последнюю грязь о Дэнни Маккее: вместе с «Королевскими фермами», его частной компанией, он приобрел целый квартал трущоб в центре Лос-Анджелеса. Газетные фотографии обветшалых, находящихся в аварийном состоянии арендуемых квартир сопровождались рассказом о сутенерах, шлюхах и наркоманах, живущих в загаженных крысами и тараканами зданиях.
— Я говорю вам, сэр, — сказал устало Дэнни. — Я просто не мог ездить по всей стране и исследовать каждую малюсенькую компанию, куда я делал инвестиции. Я купил «Королевские фермы» у Беверли Хайленд. Вы осведомлены о ее репутации, сэр, она не могла знать об этих вещах. И она, конечно, не передала бы компанию мне, если бы знала.
Старик достал сигару, медленно развернул обертку, отрезал кончик и неторопливо прикурил ее.
— Тебе ужасно повезло: я приехал, чтобы спасти тебя, сынок, — сказал он после нескольких первых затяжек. — Мы еще можем успеть спасти твою задницу до съезда. Ты идешь сегодня вечером на телевидение и сообщаешь Америке, что ничего не знал обо всем этом зле, что тебе очень жаль, что ты оказался частью этого, что ты намерен немедленно предпринять меры по поводу всего этого. Мы должны сделать тебя чистым, как свежевыпавший снег, до грядущих выходных.
Дэнни закрыл глаза и кивнул. Он не любил своего тестя, но тот был могущественным человеком. Его неожиданный приезд к запутавшемуся зятю был воспринят партией как добрый знак. Дэнни все еще имел сторонников, хотя и они уже нервничали. Сегодня вечером на телевидении он собирался дать лучшее представление: попросить у страны прощения. И не сомневался, что его простят.
Лейтенант О’Мэлли у же в сотый раз пожалел, что ему поручили это дело. Это была неблагодарная работа, и от этого начала обостряться его язва.
И теперь с новым развитием событий — эта вторая фотография в отличие от той, которая была найдена в борделе, была вне сомнения подлинной — дело только запутывалось.
Женщина сказала, что пришла в полицию, потому что считает, что Дэнни Маккей должен быть наказан. И сидела теперь там, в приемной, держа в руке пластиковый стаканчик с кофе, — увядшая, высохшая жена фермера из Техаса, жившая одинокой вдовьей жизнью и, без сомнения, надеявшаяся испытать возбуждение от сообщения своей истории.
О Дэнни Маккее и Боннере Первисе.
Иисус!
Детектив пошел в мужской туалет, где тщательно вымыл лицо, почистил ногти и расчесал волосы, чтобы они лежали ровно и блестели. Под давлением сверху он собирался отложить дело о борделе в долгий ящик, но теперь эта женщина бросила ему на колени «часовую бомбу».
Фотография была подлинной. Она сказала, что сама сделала снимок в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, когда через ее город ехал автобус с проповедником и она вызвалась приютить двух человек из членов группы в своем собственном доме. «Из христианского милосердия», как сказала она, она приняла молодого Дэнни и Боннера и была «вознаграждена» проклятием самого Сатаны.
— То, что делали мальчики, было неестественно, — сказала она О’Мэлли. — И я застала их за этим, тут же в спальне.
Снимок, казалось, был достаточно невинным: два улыбающихся молодых человека сидели голыми в оловянной бадье на каком-то заднем дворе, явно пытаясь охладиться и лодырничая. В руках у них было пиво, и они обнимали друг друга за плечи. Просто пара мальчиков, весело проводящих время.
Но снимок переставал казаться столь же невинным, когда сопровождался историей этой женщины, наблюдавшей гомосексуальный половой акт. Это полностью изменяло картину. Это также меняло и все остальное.
Потому что О’Мэлли знал, что, как только это всплывет, люди начнут спрашивать себя: если Дэнни Маккей однажды совершал неприличные действия с другим мужчиной, то почему он не мог владеть борделем, порнографическим журналом и всем остальным?
Фотография и доказательства женщины могли уничтожить его.
У лейтенанта О’Мэлли была проблема. Просто он любил Дэнни Маккея и хотел голосовать за него в ноябре. Но он также был человеком совести. Он не мог проигнорировать женщину и эту фотографию.
В номере Маккея в отеле «Сенчури Плаза» кипела бурная деятельность. В то время как его личный гример готовил его к выступлению перед телекамерами, помощники и советники Дэнни подсказывали ему слова его торопливо написанной речи. В стороне стоял сенатор с мрачным выражением лица, в то время как его дочь Анжелика парила позади него.
Дэнни чувствовал себя хорошо. Виски «Джек Дэниелс» наполнил его силой, точно так же, как в старые добрые дни, и речь была чертовски хороша. Америка будет умолять его стать президентом, когда он закончит выступление сегодня вечером. В речи содержался даже тонкий намек на то, что имя великого Джона Кеннеди тоже пятналось хулителями.
Один из секретарей Дэнни подошел и сказал:
— Сэр, пришел детектив О’Мэлли. Он говорит, что хочет поговорить с вами.
Дэнни махнул рукой.
— Позже. После моего выступления.
— Как ты думаешь, чего он хочет? — спросил Боннер.
— Он, вероятно, продает билеты на полицейский бал!
Но когда прибежал другой секретарь и сказал Дэнни, что мисс Хайленд на телефоне, Дэнни вскочил, сдернул полотенце, висевшее у него вокруг шеи, и помчался в спальню, чтобы ответить на ее звонок. Из всех его финансовых покровителей Беверли Хайленд была наиболее важной. Ее молчание в эти последние три дня убивало его. Беря трубку, он молился теперь, чтобы она сказала что-нибудь хорошее.
