Беверли опустила глаза на десятидолларовую банкноту.
— За что это?
— Это твоя доля. Те тридцать долларов были самые легкие деньги, которые я когда-либо заработал. И я, возможно, в результате смогу получить работу вдобавок. Я должен тебе за это, Бев.
— Ты не должен мне ничего, Рой. Я только хотела, чтобы Энн была счастлива.
— Хорошо, я обязан тебе и за мой новый имидж. Я видел вчера своего агента. У нее чуть глаза не вылезли из орбит, когда я вошел в ее офис. Она говорит, что у нее, возможно, есть кое-что для меня. Итак, я обязан тебе, Бев. — Он вложил ей в руку десятидолларовую банкноту. И она оставила ее себе.
Беверли вернулась к кассовому аппарату, где люди выстроились в очередь, чтобы заплатить за гамбургеры. Она чувствовала десять долларов в своей руке. Сегодня они будут положены в банк.
20
— Тяжелая травма! Тяжелая травма! — раздался голос из динамика системы оповещения.
Линда Маркус, собиравшаяся шагнуть под душ, высунула голову и посмотрела на динамик на стене.
— Доктор Маркус, срочно в отделение экстренной медицинской помощи! — вещал голос. — Доктор Маркус, в отделение экстренной медицинской помощи!
Она подняла трубку телефона, набрала номер отделения экстренной медицинской помощи и сказала:
— Я уже иду.
Быстро надев свой зеленый хирургический костюм, Линда выбежала из ординаторской, где надеялась принять душ и что-нибудь перекусить, и помчалась по коридору. Она не стала дожидаться лифта, а бегом спустилась по пожарной лестнице, которая несколько секунд спустя привела ее к служебному входу отделения экстренной медицинской помощи.
Там царил хаос. Медсестры и лаборанты торопливо сновал туда-сюда, палаты и кровати были подготовлены, пришли три врача-ординатора в белых халатах и один хирург в спортивном костюме. Линда пошла прямо в радиорубку отделения экстренной медицинской помощи. Из приемника она услышала вопль сирены и крик медработника:
— У нас четыре пациента! Множественные колотые раны!
— О мой бог, — сказала она. — Стычка банд!
Она взяла микрофон и вынуждена была кричать в него:
— Это доктор Маркус. Вы можете установить очередность медицинской помощи?
— Состояние трех стабильно, доктор. Но четвертый получил ранение в левую часть грудины. Кровь бьет струей, пульс слабый и нитевидный, зрачки расширены, глаза закатились…
— Вставьте ему интубационную трубку! Наложите давящую повязку! — Линда посмотрела на медсестру, которая контролировала качество передачи. Их глаза встретились на мгновение, затем медсестра сказала в микрофон:
— Примерное время прибытия?
— Семь минут.
— Проклятье, — прошептала Линда. — Вы можете начать внутривенное вливание?
— Нет, доктор. Вены не прощупываются, а его яремная вена пуста, и… О черт!
— Что там?
— Пульс пропал!
Линда и медсестра не отрывали взгляд от радио, слушая вопль сирены машины «скорой помощи» и торопливый обмен фразами двух фельдшеров.
— Начинаем кардиопульмональную реанимацию! — наконец прокричал один из них.
Линда выскочила из радиорубки и буквально столкнулась с главной медсестрой.
— Подготовьте все для торакотомии, — велела она. — Я собираюсь вскрыть ему грудь.
Через шесть минут она услышала звук сирены снаружи и крик по радио:
— Мы у вашей двери!
Медицинская бригада помчалась на улицу и начала принимать носилки. Визжа, подъехали три полицейских автомобиля. Линда натягивала стерильные перчатки, когда услышала топот ног по коридору и голос главной медсестры:
— Пациента с раной в груди сюда.
Санитарка Линды подготовила помещение для неотложной торакотомии: на стерильном столе были размещены скальпели для вскрытия грудины и распорки для ребер, длинные инструменты, груды губок. У бригады не было времени на полную подготовку: они стояли в той одежде, в которой их застал сигнал тревоги; только руки были в стерильных перчатках.
Молодой человек без сознания был быстро помещен на операционный стол; анестезиолог сразу же приступил к подаче наркоза. В то время как два врача-ординатора с бледными лицами продолжали искать вены на запястьях и лодыжках юноши, лаборант стоял наготове с четырьмя капельницами, бутылками с раствором и пакетами крови. Линда передвигалась позади медсестры, которая буквально вылила антисептик для кожи на грудь; она сделала разрез от грудной кости вниз в сторону и к спине. Как только ребра были разведены в стороны, кровь начала выливаться наружу.
Линда проникла внутрь и взяла в руку его сердце. Оно было безжизненным.
Она посмотрела на лицо мальчика. Ему не могло быть больше пятнадцати лет.
«Господи, он так молод, — думала она, отчаянно сжимая и разжимая его сердце. — Пожалуйста, не дай ему умереть».
В операционной наступило молчание. Шесть человек с мрачными лицами наблюдали за доктором Маркус, в то время как она продолжала кардиомассаж, ее рука была в крови до локтя, на лбу выступил пот. «Ну, давай же, — умоляла она. — Давай, живи!»
— Уже можно объявить ему смертный приговор, доктор, — сказал анестезиолог.
Она проигнорировала его слова. Закрыла глаза и, наполовину склонившись над находящимся без сознания юношей, испытывая боль в спине, продолжала свой неустанный массаж.
— Его мозг слишком долго был без кислорода… — начал анестезиолог.
— Подождите, — прервала она врача. — Я думаю…
Линда почувствовала слабое движение в своей руке. А затем ощутила, что сердце начало набухать.
Она повернулась к главной медсестре.
— Готова ли кардиобригада принять его?
— Они сказали, что готовы.
— Скажите им, что у него разрыв левого желудочка. Я наложу шов.
Два часа спустя она сидела в комнате отдыха для врачей хирургического отделения. Старый доктор Кейн диктовал распоряжения по телефону, а два хирурга дремали на стульях.
— Линда, ты выглядишь ужасно.
Она подняла взгляд от истории болезни пациента, которую заполняла, уничтожающе посмотрела на доктора Мендозу и сказала:
— Благодарю.
— Эй, так не пойдет. Я действительно имею это в виду, мой друг. Ты выглядишь ужасно. Ты слишком много работаешь.
Она вздохнула, закрыла историю болезни и опустилась на удобный диван. Большой цветной телевизор показывал шестичасовые новости; она уставилась на экран невидящим взглядом.
— Да, Хосе, — сказала она устало. — Я работаю слишком много. Я седьмой день подряд на неотложных вызовах.
