– Ты не понимаешь! Я не могу поднять тебя на руки, не хочу касаться! Не здесь! Не тогда, когда мы… когда мы одни, а ты почти раздета!
Я всего лишь сняла с себя куртку и школьный жакет, и мои ноги больше не были голыми, но он достаточно насмотрелся на них сегодня, чтобы то, о чем сказал, прозвучало достаточно убедительно для нас двоих.
– Я не стану просить. Я помню все, что ты сказал мне вчера. И раньше, о своей ненависти.
– Верно. Ты дома, скелетина, а значит, мне больше нет до тебя никакого дела. Я позвоню родителям.
– Да.
– Ты была одна, и я не мог тебя бросить. Я обещал матери. Это ради нее, понимаешь?
– Понимаю. Спасибо, Стас, что помог.
Но мы снова стояли и смотрели друг на друга, а он все не уходил.
– Повтори еще раз.
– Спасибо…
– Нет, не это!
– Стас…
– Черт, Эльф! – теперь его ладонь оказалась на моей шее, поймав всполошенный горячим прикосновением пульс. Участившийся только сильнее, когда большой палец сводного брата вслед за тяжелым взглядом спустился к ключице. Ударив по пуговице выше груди, расстегнул верх блузки, шершавой подушечкой лаская кожу.
– Такая нежная…
– Стас, не надо.
– Знаю. И ненавижу тебя за это. За то, что ты есть. Вот такая тощая и хрупкая, как стекло, похожая на сказочного эльфа девчонка, которую так легко сломать. Все было легко и просто до того, как ты приехала в этот дом и выжила меня из моей комнаты. Лучше бы я никогда не знал тебя. Лучше бы не знал!
Он все-таки отпустил. Ушел к себе, оставив стоять одну в большом холле, и я понадеялась, что Стас услышал меня, когда мой голос догнал его на лестнице.
– Пожалуйста, не звони родителям! Не говори, что случилось! Мне уже лучше, а Галина Юрьевна будет переживать.
Мачеха с отцом вернулись поздно. Часом раньше Стас принес обезболивающее, как всегда, войдя в спальню без стука, молча оставил лекарство с водой на тумбочке рядом с кроватью, и теперь нога терпимо ныла, позволяя мне спокойно лежать. И даже думать о том, что рассказала по телефону Кузнецова. Оказывается, Аня Скворцова была уверена, что Воропаева подстроила падение, видела и рассказала о поступке подруге, ну а верная Дашка уже высказала все Маринке в лицо. И пусть та не созналась, сказав, что весь танец ее тошнило и вообще было дурно от такого количества людей, что она ничего не помнит из-за волнения, я больше не чувствовала настолько остро своей вины перед Альбиной и остальными девочками.
Оказалось, родителям Стас все-таки позвонил. Объяснил в двух словах, что случилось, заверил, что я в порядке, оставив мачеху и дальше разбираться с приезжими итальянцами. Вернувшись, она сначала поговорила с сыном и только потом поднялась ко мне. Мягко выпроводила за дверь отца, который молча стоял на пороге комнаты и смотрел на меня.
– Ты, Гриша, не стой столбом, смущая Настю. Все хорошо с твоей девочкой. Разберемся! Лучше принеси-ка нам чаю с молоком и что-нибудь к нему, посытнее. Мы здесь поужинаем, а вы со Стасом давай уж по-мужски на кухне. И не вздумай Нину Ивановну тревожить, а то не миновать ей нового приступа! Так что случилось, Настя? – спросила тихо, спокойно, прежде плотно закрыв дверь, присев рядом на постель, но я все равно не смогла обо всем рассказать мачехе. Я помнила о том, что Марина дочь ее близкой подруги и появилась в этом доме гораздо раньше меня. Не могла не помнить. Если бы не Стас, мой рассказ для мачехи так и прозвучал бы – рвано и скомкано.
– М-да, всего я могла ожидать от дочери Веры, и смешков, и упреков, не зря подругу предупреждала, просила поговорить с детьми на твой счет, уж больно они с Сережкой избалованы. Но чтобы Марина настолько тебя невзлюбила – не ожидала.
– Может быть, она случайно?
– Ох, девочка. Сыну я верю, как себе. Он у меня видное скроет, но не соврет. А отношение Марины к тебе я еще в магазине заметила, никудышная из нее актриса. Догадалась, что нет дружбы у вас, вот только понять не могу: что за злость такая лютая? Ну не из-за Стаськи же? Чего вам еще делить?
– Что?
– Ай! – Галина Юрьевна легко отмахнулась, предлагая не брать ее слова во внимание. Сказала хмуро: – Вере я, конечно, скажу, Настя. Не оставлю поступок Марины без внимания. Не нравится мне все это.
– Но…
– И доказывать мы ничего не будем. Себя надо уважать. Знаю, что Воропаевы не поверят и, скорее всего, от моих слов будет мало толку, но картина рисуется куда как серьезная. Ты пострадала, и прежде всего для тебя все могло обернуться нешуточной травмой. В этой ситуации для нас с Гришей здоровье и благополучие наших детей важнее добрых отношений со старыми знакомыми. Если для них важна справедливость, они спросят с дочери. Если нет, я потребую у дирекции школы предоставить видеосъемку праздника, и будем вместе разбираться с произошедшим инцидентом.
Слова мачехи о том, что из-за меня она готова рассориться с лучшими друзьями и дирекцией школы, прозвучали настолько убедительно, что я не на шутку расстроилась, пожалев о том, что в раздевалке и после, уже дома, не позволила Стасу усомниться в поступке девушки. Это было почти страшно – стать причиной такого большого конфликта, и я попыталась заверить мачеху, что мне могло показаться и Марина просто себя плохо чувствовала.
– Я знаю! Галина Юрьевна, девочки говорили с ней!
Но попытка оправдать одноклассницу прозвучала столь неубедительно, что мачеха, пожалев падчерицу, обняла меня за плечи. Притянула к себе, сказав в макушку:
– Ничего, Настенька, нога заживет, обида пройдет, а ты еще научишься бороться за место под солнцем. Я тебе помогу, обещаю!
Но как бы утешительно ни прозвучали слова женщины, все равно о завтрашнем празднике можно было забыть. А значит, и о том, чтобы впервые в жизни увидеть настоящий Зимний бал и надеть самое красивое на свете платье.
Мы просидели с мачехой до поздней ночи, я слушала ее рассказы о маленьком Стаське, о работе, о том, как здорово отец помогает ей с бизнесом, и даже не заметила, как уснула. И только увидев бьющий в окно солнечный свет, поняла, что наступило утро.
POV Стас
Чертов телефон не замолкал. Прихлопнув его подушкой, поймав ухом настойчивую вибрацию, я все же сдался.
– Да, – прохрипел в трубку, уже зная, что звонит Сашка. Отвернувшись к стене, натянул одеяло на лицо – не по-зимнему яркий свет из окна больно резанул глаза: – Савельев, какого хрена? Что ты забыл по этому номеру в такую рань?
Сашка рассмеялся. Сказал весело:
– Фрол, вы с Серым сговорились, что ли? Ты время видел? Два часа дня! Хорош спать!
Да, я спал. В первый раз за последнее время достаточно крепко, чтобы выбросить из головы скелетину и не видеть вконец измучившие меня сны. И сейчас еще не вполне был готов проснуться – эта ночь, проведенная за игрой в Counter-Strike, закончилась лишь под утро. Что же касается Воропаева… в последние дни наша дружба вконец разладилась. Кажется, мне вообще было плевать на то, что он существует.
