– Это точно.
Он обнимает меня за талию и увлекает к танцполу. Найдя ладонь, сжимает ее в своей, переплетает пальцы, другой рукой притягивает к себе, а мне вдруг хочется дотронуться до его груди так, как это сделала незнакомая девчонка. Легко погладить гладкие, упругие мышцы плеч, провести пальцами к шее, снова заглянуть в глаза, чтобы услышать на выдохе неожиданно нежное и горячее, ударившее в висок:
– Настя…
Значит, все-таки приглашение. Как все просто в этом мире. Оказывается, иногда можно обойтись без слов. Без привязанностей и обещаний, без чувств.
– Когда-то ты терпеть не мог, если я тебя касалась.
– Нет, это не так.
– Я хотела тебе понравиться, хоть немножко, но ты меня не замечал…
– Я всегда тебя замечал. И ты мне нравилась – тоненькая синеглазая девчонка, что была похожа на сказочного эльфа. Очень сильно нравилась.
– Нет, ты меня ненавидел.
Я замираю рядом с ним и снимаю с себя его руки, понимая вдруг, что проиграла своей смелости. Не получился у нас танец. Не рассчитала собственной силы, и это становится невыносимо – находиться возле него, чувствовать жар его тела настолько близко и помнить, помнить о чужих руках. Это все хмель, не иначе, но я не могу не сказать то, что столько времени съедает меня изнутри.
– Почему ты никогда не спрашивал обо мне? Не хотел узнать, как я жила? Даже если Галина Юрьевна тебе запретила, почему не пытался?! Зачем ты в тот вечер заставил меня сказать, если сам забыл тут же?!
– Настя, это не так.
– Нет, так! Ты, Фролов, самый жестокий человек, которого я знала. Ты забыл, а мне теперь с этим жить. Лучше бы ты никогда не знал меня. Лучше бы не знал! Ты был прав, когда однажды сказал мне эти слова.
В сумочке на плече настойчиво отзывается телефон. Вовремя, чтобы я смогла отвести от Стаса взгляд и отвернуться, не желая слышать ответ.
– Матвеева, ты где? Пора домой. Я тут стою одна у входа и реву, и если ты сейчас же не придешь – быть потопу!.. А Лаптев, гад, сказал Антохину, чтобы тот мне больше не наливал, представляешь? Изверг! А если мне плохо? Ведь может мне быть плохо, Насть? Что я, не живая, что ли?!
Дашка. Действительно плачет и всхлипывает в трубку. И, кажется, умудрилась выпить что-то гораздо крепче, чем я.
– Уже иду, Даш. Держись там! Не нужен нам потоп, слышишь!
– Настя, подожди!
Пальцы Стаса скользят по запястью, но я уже разворачиваюсь на каблуках и иду в сторону выхода, жалея и не жалея о сказанных словах. Понимая, что легче-то не стало. Все только хуже.
– Я ухожу, Стас, извини. Подруга ждет, и просто хочу домой.
– Если ты забыла, нам по пути.
– Вот уж нет!
Однако он возвращается к бару, сдергивает со стула черную кожаную куртку и нагоняет меня, и не думая уходить, когда я вижу Дашку и подхожу к ней.
– Пойдем, Даш, – аккуратно беру девушку под руку, оглядывая парковку. – Попробуем найти такси.
– Не нужно такси, я отвезу.
У Дашки сумка сползла с плеча, прическа растрепалась, и она не на шутку раскисла, сморкаясь в носовой платок, но услышав голос Стаса, поднимает голову и подозрительно смотрит:
– А кто это у нас здесь такой благодетель нарисовался? Матвеева, ты что, уже успела кого-то подцепить? Почему я не в курсе?
– Привет, Кузнецова. Давно не виделись.
– О! Красавчик Фролов. Ну, конечно! Олень с медалью! Сводный брат Матвеевой, на котором печать ставить некуда от разбитых девичьих сердец. Привет, Фролов! А ты что же, пришел сюда нас воспитывать? Чего надо?
Подруга хмурит взгляд и сердито поджимает губы, а я поправляю сумку на ее плече, проводя рукой по волосам. И зачем я только рассказала ей о Петьке? Знала бы, чем все обернется, не бередила бы душу ни себе ни ей. А теперь обеим так плохо, что хоть волком вой.
– Даже не думал, Кузнецова. Так едем?
Голос Стаса – по-мужски уверенный, с легкой хрипотцой – звучит располагающе и спокойно, но Дашке так не кажется.
– Ни за что! Знаю я таких, как ты! Чтобы я еще раз повелась на смазливую рожу и предложение – хрен тебе с маслом в павлиний зад, а не Кузнецова!
– Даш, успокойся. Если хочешь, мы уедем. Сами. Куда скажешь.
Но Дашку уже не остановить.
– Тоже, наверно, имен своих бывших подружек наутро не помнишь, а, Фролов? Ну же, признайся! Все на одно лицо или все-таки чем-то отличаются? Разрезом глаз, размером груди, задницы, чем?
– Не помню. На одно.
– Так как вам надо дать, чтобы вы запомнили?
– Дашка, прекрати! С ума сошла!
Но парня вряд ли смущают произнесенные ему в лицо слова.
– Никак. От таких, как я, лучше держаться подальше, чтобы потом не реветь. Разве мама тебе не говорила?
– Говорила, – в сердцах соглашается подруга, снова громко всхлипнув. – Если бы я ее еще слушала! Знала ведь, что все вы козлы, оттого и обидно!
Обидно, еще как обидно. И кажется, Дашке гораздо хуже, чем мне поначалу показалось. Вот уже и тушь по щеке кулаком размазала, и помаду.
– Согласен. Только ты не моя подружка, Кузнецова, никогда не была и не будешь, так, может, поедем? Захочешь, возьмешь у подруги телефон и завтра выскажешь мне все еще раз, обещаю выслушать и даже покаяться.
– Не дождешься, Фролов. Я тебе не Его Святейшество Римский Папа, чтобы отпускать грехи!
Стас подходит к черному автомобилю марки «BMW», садится за руль и заводит мотор. Открывает двери, приглашая нас сесть в салон.
– Настя, – смотрит мне в глаза, – не упрямься. Будет лучше, если именно я отвезу Дашу домой. Через пять минут все будет только хуже. Не нужно ее никому видеть.
– Это ведь не твоя машина?
Да, аргумент откровенно слабый, но, собственно, больше сказать нечего. Подруга киснет на глазах.
– Машина друга, я сегодня на мотоцикле. Не думаю, что справлюсь с байком и с вами двумя. Так поехали?
Поехали, черт бы тебя побрал, мой сводный брат. И меня заодно со всеми неудачными протестами!
Когда мы уже садимся в автомобиль, выезжаем на проспект, и Дашка, утирая платком нос, называет адрес, Стас вдруг спрашивает очень серьезно в тишине салона:
– Кузнецова, я только про оленя не понял, это ты к чему?
И мы, переглянувшись, начинаем хохотать, как две дуры.
Да, иногда лучше смех, пусть даже сквозь слезы, чем тихое, разъедающее душу отчаяние.
Мы отвозим Дашку домой, и Стас провожает ее к подъезду, терпеливо выслушивая от девушки в свой адрес заслуженные и не очень упреки. Молча ведет автомобиль в Черехино, и когда я, оказавшись возле дома, вхожу в ворота и иду аллейкой к крыльцу, оставляет машину открытой и направляется следом. Очень быстро догоняет, чтобы остановить за руку.
