От ее смелого обещания я чуть не сошел с ума, даже зная, что это расплата за разочарование и боль увидеть Стаса Фролова настоящим, каким он всегда был и каким в ее глазах остался. Так что же будет, если мы решимся отпустить себя всерьез?
Она не хочет разговора и имеет на это полное право. Но когда-нибудь желание быть с ней убьет меня или заставит ошибиться. Милый приятный парень – это не про меня. Быть другом – не для меня. Мать права в своем страхе и предупреждении: я вру и Эльфу и себе, говоря, что готов ждать. Но память о причиненной девчонке боли способна остановить кого угодно. На время, и все же…
И все же это пытка – жить рядом с ней. Каждую ночь засыпать, зная, что она спит в жалком метре за стеной. Что это ее мягкие шаги ступают по полу, ее голос доносится в открытую дверь, и запах ее духов вплетается в тишину холла. Что это она – мой хрупкий Эльф, снова здесь, еще более нежная и беспощадная в своей чистоте к моему сволочному миру желанная девчонка. Как я мог смириться с тем, что потерял ее навсегда?
Это хуже физического наказания – теперь, когда она здесь, – помнить о праве Эльфа на собственную территорию и праве жить своей жизнью. Держаться на расстоянии для того, кто всегда привык брать то, что хотел. Что хочет. А я хочу ее. И сейчас еще сильнее, чем прежде. Каждый раз, поднимаясь к себе, хочу ошибиться дверью, даже зная, что она заперта на ключ. И не хочу закрывать свою. Это как снова потерять ее и остаться одному.
Но это утро уже приготовило новое испытание для меня. Я отжимаюсь от пола, когда слышу телефонный звонок в соседней комнате. Продолжаю медленно испытывать свое тело физической нагрузкой, стиснув зубы, когда она отвечает. Мило лепечет по-французски, словно это ее родной язык. Когда смеется так легко, что от зависти к тому, кто своим звонком вызвал в ней эту легкость, мне уже хочется его убить.
Это парень, – тот, с кем говорит Эльф, – и плевать, откуда пришло знание. Я просто знаю, и все. Представляю ее с другим, и все меркнет перед глазами от застившей их темноты. От того, какие картины в этой темноте рисует мое больное воображение. Никогда я еще никого ни с кем не делил и не был отвергнут. В этой жизни мне все давалось по первому желанию. Но Эльф никогда и не была моей. Даже тогда, когда сказала, что любит, когда я заставил ее сказать… тут же зачеркнула признание словами ненависти, не оставив своему чувству и шанса.
– Оh oui! – этот довольный жаркий полустон слишком интимен и чувственен, чтобы не отозваться в сердце болью.
Че-ерт, неужели у нее кто-то есть? Неужели она все забыла?!
Настя взрослая девушка, красивая девушка, она, мать твою, не может быть одна! И в этот раз ей действительно плевать на меня. Я уже давно и бесповоротно все испортил сам.
Я слышу, как Эльф тихо крадется мимо моей спальни в душ, сбегает по ступеням лестницы вниз, и вхожу в ее комнату, зная, зачем она ушла. Это выше меня – сейчас я не способен думать ни о чем другом, кроме желания знать. Даже о том, как располагающе откинуто одеяло на ее постели.
Телефон лежит на небольшом комоде – наверняка подарок моей матери. Как только пальцы касаются его, он тут же отзывается поступившим сообщением.
Возможно, Эльф проклянет меня, когда узнает, но в данный момент я устоять не в силах. Легкую блокировку обойти не проблема, и вот я уже открываю сообщение от абонента, подписанного как «Арно Бонне», чтобы увидеть фотографию светловолосого парня с обнаженным спортивным торсом и недвусмысленной улыбкой на привлекательном лице. Селфи, сделанное пару минут назад, с подписью на английском: «Твоя чашка кофе, малышка. Я знаю, ты любишь горячий».
Твою ж мать!
И сразу же в новом сообщении фраза на французском, но здесь я уже понять не в силах и, стараясь не раздавить телефон к черту, хватаю со стола первую попавшуюся ручку и переписываю фразу себе на ладонь. Сбросив сообщения, вхожу в галерею фотографий Эльфа, чтобы теперь уже увидеть ее с этим французским позером вместе…
Он обнимает ее. Касается на каждом фото – талии, шеи, волос, словно не может удержать руки при себе. Фотографирует на фоне залитого солнцем окна – утреннюю и свежую, явно любуясь Эльфом. И, несмотря на затуманенный мглой ревности разум, едва ли соображая, что делаю, я вхожу в Сеть и хладнокровно сохраняю фотографию себе.
Она моя. Эта девчонка моя. Всегда была и будет. Я просто не способен ее с кем-то делить и должен с этим разобраться, невзирая на территории и запреты, иначе сойду с ума.
Заставив себя оставить телефон на прежнем месте, я возвращаюсь к себе в спальню, включаю ноут и сбрасываю в «Фейсбук» сообщение Бамперу. Набрав его номер, рычу в трубку, явно озадачивая и веселя друга.
– Рыжий, переведи мне эту чертову фразу! Срочно!
– Что, Фрол, так подперло?
– Я не шучу!
– Ладно, сейчас посмотрю… Кстати, тебе что, ночи мало? Ты меня оторвал от весьма интересного занятия. Мы тут с Коломбиной обсуждали подарок Машке Люка, целый список составили. Я обещал своей Колючке не жадничать…
– Рыжий, я жду.
– Стейси-Белль? Он называет ее Стейси-Белль?.. Черт, Фрол, похоже, твое дело труба. Тип точно повернут на этой девчонке, красиво звучит.
– Что там, Вить? Не томи. Давай без твоей любви к прекрасному.
– Да судя по строчке, для тебя мало хорошего. «Помни: ты всегда можешь сбежать от него ко мне. Я обожаю тебя и скучаю, моя Стейси-Белль».
– Черт!
– Да ладно, Стас, все не так плохо. Главное, кто в приоритете. От тебя к нему, заметь. Она выросла и стала красоткой, захочешь – удержишь, если не дурак. Я помню эту малышку. Кажется, ты еще школьником таскался за ней.
– А если дурак?
– А если дурак, сейчас пойдешь и сгоряча наломаешь дров. Это ведь она – Эльф? Твоя сводная сестра?
– Да.
– Я давно догадался. Помню, чего нам всем стоило вытащить тебя из дерьма. Фрол, послушай, – голос Бампера звучит серьезно. – Прошло столько лет… Тебя не было рядом с девчонкой. Не вини ее, что кто-то занял твое место, ты и сам не был паинькой…
Не был паинькой, прав Рыжий. Это и близко не про меня. Но принять блондина в ее жизни все равно сложно. Почти невозможно. Так же больно, как представить его руки на ее груди. Ласкающие Эльфа между ног. Так же невыносимо, как терпеть на коже ледяные струи воды – колючие, бьющие по нервам, обжигающие, которым все равно не под силу остудить кровь.
Я натягиваю джинсы и футболку на мокрое тело. Спускаюсь вниз, уже зная, куда ноги ведут меня. Останавливаюсь на пороге кухни, мрачно глядя на девчонку перед собой, что суетится у плиты. Подхожу к ней, едва ли соображая, что собираюсь сделать и сказать.
Она оборачивается, когда нас разделяет всего пара шагов, и распахивает глаза.
– Стас, ты… Тебе плохо? – пытается понять, в чем дело. И вдруг, побледнев в лице, выдыхает со страхом и отчаянием, почти шепотом: – Не смей, слышишь! Не смей!
