— Вот было бы здорово, цыпленок. — Она порывисто схватила его за руку.
— В таком случае — в пятницу, — продолжал он. — Этот день мне нравится больше, потому что народу не так много, как в субботу. Да и в любом случае в субботу я не могу, обещал приятелю съездить вместе с ним кое-куда. У него мотоцикл, я на заднем сиденье пристроюсь.
Дорин еще сильнее стиснула его руку. «За кого она меня принимает? — подумал Артур. — Что я ей, жених, что ли, водить ее с собой повсюду?»
— В пятницу я не могу, — сказала она. — Обещала сестру навестить. Через месяц ей рожать, и каждую пятницу я езжу к ней помочь по дому.
Вот как, око за око, зуб за зуб.
— Жаль. А я-то надеялся, получится вдвоем сходить. Как насчет четверга в таком случае?
— Не лучший день, — покачала головой Дорин. — Ярмарка только открывается. Но мне вовсе не хочется, чтобы ты беспокоился.
— Ну, какое там беспокойство. — Артур сделал вид, что не заметил сарказма.
Они подошли к ее дому.
— Мне пора. Надо еще голову вымыть.
— Ну что ж, в таком случае, когда в четверг увидимся?
— Может, в половине седьмого, на углу бульвара Грегори?
Он уловил разочарование в ее голосе. А она подумала, что, может, четверг это тоже не так плохо, по крайней мере, кое-кто из товарок увидит ее под руку с молодым человеком. Хотя если бы это была суббота, увидели бы все. Тем вечером Артуру достался всего один прощальный поцелуй.
В субботу он встретился с Брендой и Винни там же, где встречался с Дорин двумя днями ранее. Все втроем — Бренда по правую руку от него, Винни по левую — они проследовали к ярмарочному огненному озеру, одетые в лучшее свое платье вопреки старому правилу, гласящему: в такие вечера надевайте старье, чтобы не жалко было испачкаться рыбьей чешуей, жареным картофелем, сахарной ватой, пролить на себя бренди, ну и понаставить всякие другие пятна. Джек, по словам Бренды, остался дома, чтобы заняться бухгалтерскими делами, проверить профсоюзные взносы и занести все это в свой гроссбух.
Ярмарочные огни сливались в одну поблескивающую, переливающуюся оранжевым цветом простыню, благодаря которой тьма вокруг совершенно рассеялась. По мостовой, растекаясь неровными потоками, двигалась густая толпа — кто-то направлялся к палаткам и аттракционам, кто-то возвращался от них. Дети запускали воздушные шары, женщины и девушки надели матросские шапочки с надписями: «Поцелуй меня, мой милый» или «Свое получил»; другие бережно прижимали к себе игрушечные поезда и фарфоровых собачек, выигранных в тире для метания дротиков или в соревновании по метанию колец. В воздухе едко пахло бренди и уксусом. Слышался глухой перестук поршней двигателей, выкрашенных в красный цвет, приводящих в движение колесницы и ноевы ковчеги: с американских горок и верхней точки Большой карусели доносились отдаленные выкрики, общий гул и огни образовывали нечто вроде трясины, неумолимо засасывающей в себя людей на много миль вокруг.
Увлекая своих женщин вперед, Артур остановился, чтобы купить матросские шапочки — «Поцелуй меня, мой милый» для Винни, «Свое получил» для Бренды — и, пока они протискивались через вход в палатку, едва не пропустил цирковой номер на железной стойке, почти невидимой за плотной стеной зрителей. Винни держалась за полу его пальто, чтобы не потеряться.
— Куда сначала? — прокричала она.
— Просто иди за мной! — рявкнул он в ответ.
— У меня шляпка слетела! — взвизгнула Бренда.
— Да черт с ней, другую куплю, — откликнулся Артур.
— Нет, вот она. — Бренда успела подхватить ее на лету и прижать к себе.
С конной карусели доносилась протяжная органная музыка, и в такт ей поднимались и опускались всадники.
— Лошади! — захлопала в ладоши Винни. — Кто даст шиллинг прокатиться?
— Они уже останавливаются. Живо! — Бренда подхватила юбку, и Артур подтолкнул ее сзади, одновременно таща за собой Винни, которая, сев на лошадь, стащила с головы и принялась комкать в руках бумажную шляпку.
— Ну, это забава для пенсионеров! — крикнул Артур. — Погодите, пока до ракеты доберемся.
Лошади стали на дыбы, и над головами людей они увидели площадки, где столпились вперемешку взрослые и дети.
Медленно продвигаясь к центру, они взобрались на колесницу, и там, под прикрытием, в темноте, Артур поцеловал сперва Бренду, потом Винни, а когда холст откинулся и им открылось звездное небо, обе, раскрасневшиеся от мужской ласки, громко рассмеялись и принялись вырываться из его сильных рук. Не то что Дорин, подумал он: та в четверг по дороге домой за каждым его шагом следила, не дав хоть немного побаловаться, и на полчаса остановилась, чтобы потрепаться с этой дурой — приятельницей с работы.
— Попытаем счастья, — предложила Винни. — Покатаем пенсовики, выиграем фунт. — И она быстро разбросала выпавшие из деревянной прорези монетки по нумерованным квадратам, проиграв за пять минут пять шиллингов. Бренда целилась тщательнее, но выступила с тем же успехом. Артур катил монеты еще медленнее и при этом вообще не целился, однако же выиграл — просто потому, что не переставал орать, что родился счастливчиком. В конце концов возобладал здравый смысл Бренды, и они вышли с прибылью в два шиллинга, купили по стаканчику бренди и, потягивая пряный коричневатый напиток, медленно двинулись вдоль аттракционов. Из зоопарка их выгнали, после того как Артур попытался затолкнуть Винни в клетку, где дремали, свернувшись кольцами, два полуживых питона.
— Ты им понравишься, — говорил он вырывающейся из его рук женщине. — Выглядят, несчастные, так, словно в последний раз их кормили на прошлое Рождество.
Смотритель гнался за ними по ступеням, размахивая плеткой.
Бренда удачно метнула дротики и выиграла разукрашенную тарелку.
— Вот что значит целый год тренироваться в клубе, — понимающе кивнула Винни. — Тебе тоже надо что-нибудь выиграть, Артур.
— Прикуси язычок, иначе в следующий раз скормлю львам, — пригрозил Артур. — Смотри, я не шучу.
Сейчас уже было не до здравого смысла: все плавали в волнах света и развлечений, от которых не могли оторваться. Четыре ярмарочных акра превратились в целую вселенную с палатками и фургонами, ларьками и аттракционами, балаганами и вышками, качелями-лодками и качелями-каруселями, и люди потеряли всякое представление о времени и пространстве, замкнутые в чреве этого инфернального гудящего мира.
Винни заявила, что хочет прокатиться в поезде-призраке, и Артур почувствовал себя отцом двоих детей, выполняющим обещание, данное под конец рождественских праздников. Они дождались пустой кабины и очутились в непроглядной тьме, оглушенные ужасными криками, доносящимися из Ада, расположенного, по соображениям Артура, в голове поезда. Он встал, намереваясь вступить в бой с призраком Смерти, чьи устрашающие письмена были начертаны на внешней стороне вагона.
— Садись, — одернула его Бренда.
