— Извинись! — кричала она, едва не прижимаясь к Артуру своим раскрасневшимся от гнева лицом. — Ну же, извинись.
Зверь, поселившийся в желудке Артура, вновь разомкнул челюсти и внезапно и безжалостно, не дав себя остановить и не отступив в сторону, не предупредив о своем появлении, с угрожающим рыком выскочил у него изо рта.
Женщина была потрясена. В туманной дымке лицо ее обрело несколько более отчетливые очертания. Артуру были видны зубы в приоткрытых губах, суженные глаза, выпущенные когти. Тигрица.
Больше он не видел ничего. В последний момент, перед тем как она бросилась на него, Артур, влекомый мощным инстинктом самосохранения, собрал все свои силы и пробился сквозь толпу к входной двери, оставляя позади сцену, где смешались фарс, трагедия и нечто подобное воздаянию.
Он негромко постучал в дверь дома, где жила Бренда. Никто не откликнулся. Этого можно было ожидать. Дети спят, ее муж Джек уехал в Лонг-Итон на соревнования — собачьи и конские бега и мотоциклетные гонки — и вернется только в полдень воскресенья, а сама Бренда осталась в пабе. Сидя на крыльце перед входом, он вспомнил свой поход к ее дому: в памяти смутно шевелились картины сражений с фонарными столбами, стенами и каменными бордюрами тротуаров, столкновения с людьми, велевшими ему смотреть по сторонам и грозившими врезать, сердитые голоса и неприветливая каменная кладка домов и тротуаров.
Стояла мягкая осенняя ночь, в ветре растворялись случайные звуки — кто-то захлопнул дверь, кто-то запер оконную раму. Артур лежал поперек крыльца, стараясь держаться подальше от тротуара. Кто-то прошел мимо, напевая веселую песенку и не замечая ничего вокруг себя. Артур наполовину спал, но время от времени открывал глаза, чтобы убедиться, что улица по-прежнему на месте, и заверить себя, что он не в кровати, хотя жесткая каменная ступень была такой же круглой и мягкой, как подушка. Он испытывал чувство отрешенного блаженства, ибо отвратительные позывы к рвоте прошли, а вместе с тем в организме сохранялось достаточное количество алкоголя, чтобы испытывать одновременно душевный подъем и желание погрузиться в сон. Артур решил провести любопытный эксперимент — заговорить вслух, дабы выяснить, способен ли он услышать собственный голос. «Наплевать, наплевать, наплевать», — бормотал он в ответ на приходящие в голову вопросы, хорошо ли это — спать с женщиной, у которой есть муж и двое детей, напиваться как свинья, залив в себя семь порций джина и бессчетное количество пинт пива, скатываться с лестницы и блевать на незнакомых мужчину и женщину. Блаженство и чувство вины объединили усилия таким образом, что уже не вызывали тревоги, но просто погружали в приятное безразличие. Следующее, что он увидел, была Бренда; наклонившись, она больно упиралась негнущимися пальцами в его ребра.
— Ага! — заворчал он, уловив исходящий от нее запах дрожжей и хмеля. — Пьянствовала!
— Кто это говорит! — возмутилась она, размахивая руками так, словно привела с собой целую кучу зрителей. — Всего-то две пинты выпила и три оранжада, а он что-то там толкует о пьянке. Зато я все увидела в пабе — как ты скатился с лестницы и облевал людей.
Артур встал на ноги — твердо, с ясной головой.
— Но теперь-то, цыпленок, я в норме. Извини, что не получилось вернуться к тебе там, в пабе, право, не знаю, что со мной стряслось.
— Как-нибудь расскажу, — рассмеялась Бренда. — А сейчас не шуми, когда в дом войдем, а то дети проснутся.
Поосторожнее, сказал он себе, соседи, которым до всего есть дело, могут проболтаться Джеку. Он откинул у нее с воротника пальто прядь волос и поцеловал в шею. Бренда раздраженно обернулась:
— Неужели нельзя дождаться, пока поднимемся наверх?
— Нельзя, — с насмешливой ухмылкой признался Артур.
— Все равно придется, — сказала она, открывая перед ним дверь.
Пока Бренда возилась с замками и задвижками, Артур стоял посреди гостиной, вдыхая слабые запахи резины и машинного масла, исходящие от велосипеда Джека, прислоненного к огромному, чуть не во всю стену, посудному шкафу. Это было небольшое полутемное замкнутое пространство с его давно привычными приметами быта другого мужчины: старомодные стулья, кушетка, камин, настольные часы, тикающие на каминной полке, запах грубой оберточной бумаги и земли в цветочных горшках, обычный налет пыли, оставшаяся с зимы сажа в дымоходе, запах плесени, пропитавшей ковровые дорожки под столом и камином. Бренде эта комната известна все те семь лет, что она замужем за Джеком, и все же она не могла сродниться с ней так, как Артур за десять секунд, пока она возилась с ключами.
Он зацепился за педаль велосипеда и, вскрикнув от боли, выругал про себя Джека за дурость: зачем ставить его в таком неудобном месте?
— Ну и что он себе думает, как мне войти сюда, когда на пути торчит эта хреновина? — ухмыльнулся он. — Передай ему, что я велел на следующей же неделе переставить ее во двор, чтобы не торчала у всех на виду.
— Тихо ты, — прошипела Бренда, и, словно два вора, они скользнули в столовую, где при свете электрической лампы виднелись все еще остающиеся на столе следы ужина — чайные чашки, тарелки, банка с повидлом, хлеб. Из ближайшего двора донесся кошачий визг, хлопнула крышка мусорного бака.
— Ну и что? — в полный голос сказал Артур, распрямляясь во весь свой рост. — Какой смысл шептаться, когда снаружи такой тарарам?
Они стояли между столом и каминной решеткой, и Бренда закинула ему руки за шею. Целуя ее, Артур повернул голову так, чтобы увидеть самого себя в овальном зеркале над полкой. Рассматривая себя под таким углом, он с расширившимися глазами отметил всклокоченные коротко стриженные волосы, торчащие, как иглы дикобраза-блондина, и заживающий на щеке след от старого прыща.
— Не надо сегодня слишком долго задерживаться, Артур, — нежно сказала Бренда.
Он выпустил ее и, зная здесь каждый уголок как свои пять пальцев и действуя так, словно это был его дом, стянул куртку и рубаху и прошел в посудомоечную, чтобы стереть с лица следы усталости. Оказавшись в постели, заснут они не сразу, и ему хотелось оставаться свежим в течение хотя бы часа, а уж потом он отправится в бесконечный спуск по теплому ложу, ощущая рядом с собой податливое тело Бренды.
Было десять утра, а она все еще спала. Солнце пробивалось сквозь окно, принося со своими лучами уличный шум: воскресный перезвон бутылок в сумках молочников, совершающих обход района, голоса мальчишек — разносчиков газет, перекрикивающихся друг с другом, цокая каблуками по тротуару и рассовывая по почтовым ящикам свернутые газеты с кроссвордами, прогнозом погоды, спортивными новостями и новостями скандальными, которые будут сладострастно и вместе с тем лениво обсуждаться за тарелкой с беконом и помидорами, под кружку крепкого сладкого чая.
Артур повернулся к Бренде, грузно лежащей рядом с ним, и сел, чтобы рассмотреть ее получше. Она бесшумно дышала, волосы рассыпались по подушке, груди, высовывавшиеся из комбинации, прикрывала полная гладкая рука, словно в попытке защититься от чего-то, испугавшего ее во сне. Артур услышал, что в спальне на противоположной стороне лестничной площадки играют двое ее детей.
