– Действительно странно, – задумчиво протянула Лана, – совершенно на Иришку не похоже.
– Вот именно. Мы все, как оказалось, очень ошибались насчет нее, даже мать. Тамара Петровна, как только вошла с внуками в квартиру, немедленно позвонила дочери, но та уже телефон выключила. А часа через два прислала СМСку, в которой просила присмотреть за детьми до тех пор, пока все не устроится. Что устроится, где – никаких объяснений. Тесть с тещей пытались поговорить со мной, но у них не получилось. Я в этот момент направлялся в аэропорт Франкфурта, вполне возможно, что были перебои со связью. Короче, теперь и я был в шоке. Что делать, куда бежать? Хотел уже тебе звонить, но тут позвонил снизу консьерж, сказал, что ко мне почтальон пришел с заказным письмом. Я велел пустить, и мне принесли это.
Никишин тяжело поднялся с кресла, какой-то старческой, шаркающей походкой сходил в свой кабинет и принес оттуда довольно большой конверт. Видно было, что в нем лежит не только письмо, но и что-то еще.
Это «что-то еще» оказалось музыкальной открыткой. Большой открыткой с развеселым мамонтенком из известного мультика. И песня, которую пищала открытка при открывании, тоже была из этого мультика:
Пусть мама услышит, пусть мама придет,
Пусть мама меня непременно найдет!
Ведь так не бывает на свете,
Чтоб были потеряны дети!
Пропела открытка и заткнулась, глядя на присутствующих несколькими написанными Иришкиной рукой строчками:
«Милые мои лучики, Гошенька и Димочка! Что бы ни случилось в нашей жизни, что бы вам ни говорили обо мне, запомните, родные мои солнышки, одно – мама вас всегда любила, любит и будет любить больше жизни. Ради вас…»
Последние два слова были зачеркнуты.
– Это все, что было в конверте? – Неудержимо хотелось расплакаться, но было нельзя. Ощущение непоправимого сдавливало виски все сильнее, в глазах темнело, потому что дышать получалось все хуже.
– Разумеется, нет, – глухо проговорил Олег. – Там еще письмо было.
– И где же оно? – сколько ни заглядывай внутрь конверта, пустота, как особа последовательная в своих поступках, оставалась на месте.
– Я его порвал сгоряча, – Никишин с силой провел ладонями по лицу и откинулся на спинку кресла. – А обрывки выбросил. Потом пришлось мусор перебирать, чтобы восстановить. Для тестя с тещей, они, как и ты, отказывались верить, что их дочь оказалась дрянью.
– Я хочу видеть письмо.
– Оно у Иванцовых. Хочешь, съезди к ним. Но я, если желаешь, могу тебе воспроизвести, не дословно, конечно, сей образчик эпистолярного жанра, – лицо Никишина странно перекосилось, возможно, раньше это означало улыбку.
– Что значит – «если хочешь»?! А зачем же я, по-твоему, приехала?
– Есть варианты, – как-то гадко хмыкнул Олег. – Ну ладно, слушай. Короче, моя дражайшая супруга сжато и кратко сообщила мне, что встретила человека, которого полюбила по-настоящему. Меня она, оказывается, никогда не любила, а была искренне благодарна за то, что я увидел в жалкой уродине – это ее слова, не мои – женщину и подарил ей радость материнства. Но – сердцу не прикажешь. Она долго боролась со своим чувством, пыталась даже расстаться с хахалем, но у бедняжечки ничего не получилось. И тогда она решила разрубить проблему, как Македонский – гордиев узел. Просто отбросить прежнюю жизнь, словно ящерица – свой хвост, и начать отращивать новый. Хвост. И жизнь.
Черты лица сидящего напротив мужчины внезапно словно закаменели, глаза сузились, в них полыхнуло красным.
– И что, она так и уехала? – Лана не замечала этих перемен, занятая разглядыванием собственных дрожащих пальцев. – И больше ни единого звонка, даже детям?
– Утонула наша красотка в болоте страсти. – Губы Олега растянула неприятная ухмылка. – И тонкая материнская шкурка слезла с нее вместе с прыщами. Вы же, красотули, к материнству не очень расположены, верно? Вам нужен только качественный секс, без пеленок и памперсов в перспективе.
– Что ты мелешь вообще?! – от злости руки мгновенно перестали дрожать. – При чем тут красотули?
– Опять будешь лепетать, что не знала о «Свежей орхидее»? – саркастически приподнял бровь Олег.
– «Свежей орхидее»? – слегка обалдела Лана. – Но откуда…
– А-а-а, знаешь! Сама небось и подсунула своей подружке эту дорогущую хреновину! А я-то дурак, радовался за жену, глядя, как она расцветает! Прыщи, воспаления, экзема – все постепенно исчезло, кожа стала ровная и гладкая, Ирка просто сияла! Правда, как оказалось, сияла она совсем по другой причине! Трахалась со своим хахалем всласть, вот и порхала тут мотыльком, мадам Баттерфляй!
– Прекрати! Не смей! – Лана вскочила и, сжав кулачки, топнула ногой. – Как легко ты поверил в чушь, написанную женой! А если ее заставили это сделать?
– Зачем? – Никишин поднял на девушку тяжелый, переполненный мутной злобой взгляд. – Ради чего? Деньги?
– Хотя бы!
– Без моей подписи Ирина не может снимать крупные суммы. Так, по мелочи только, на булавки. Да она до сих пор ничего и не снимала, даже не пыталась. Упорхнула к трахателю практически в чем была, благородная наша!
– Тогда тем более ты должен ее найти и поговорить с глазу на глаз!
– Даже и не подумаю, – Олег медленно поднялся. – Унижаться перед бабьем я больше не буду. Вы не заслуживаете уважения, с вами надо, как со шлюхами, кем вы, собственно, и являетесь. Думаешь, не знаю, зачем ты сюда прискакала? О подружке разузнать? Да все ты о ней знаешь, сводня! А вот моего… не знаешь, а попробовать, вижу, хочется! Ничего, сейчас угощу!
Лана с ужасом смотрела на перекошенного от ненависти и нарастающей похоти самца, в которого так быстро превратился спокойный и уравновешенный Олег Никишин.
А тот вдруг резко, без замаха, ударил ее кулаком в живот.
Жуткая боль согнула девушку пополам, а в следующее мгновение она оказалась на полу.
На груди затрещал совсем не похожий на кевларовый бронежилет легкий джемпер.
Глава 9
Абсурдность, невозможность происходящего заменили на короткое мгновение общий наркоз, Лана словно выпала из дурнотной действительности. Но даже короткого, с воробьиный клюв, мгновения хватило ситуации на то, чтобы стать критической.
Ведь, какой бы сильной и гибкой ни была женщина, самец в большинстве случаев физически сильнее. А если совсем уж хилый мужичонка возжелает власти над женщиной, то ему понадобятся убедительные аргументы – нож там или еще что повнушительнее.
У Никишина ножа не было, но он, регулярно посещавший тренажерный зал, в дополнительных аргументах не нуждался. И Лана, вытолкнутая в действительность взбесившимся от бездействия хозяйки инстинктом самосохранения, ощутила себя хорошо зафиксированным пациентом. Ну, тем, который обычно в анестезии не нуждается.
