Сдерживающее влияние разума на эмоциональную сферу, являющееся волевым актом, позволяет человеку «держать себя в руках» и не становиться рабом собственных эмоций. «Например, – писал И. М. Сеченов, – при очень сильной физической боли один кричит и бьется, другой может переносить ее молча, покойно, без малейших движений, и, наконец, есть люди которые могут даже производить движения совершенно несовместимые с болью, например шутить, смеяться».
Во время артиллерийского обстрела или воздушного налета все, кто находится под огнем, испытывают выраженные отрицательные (неприятные) эмоции, которые, по сути дела, представляют собой различную степень «витального» страха (страха за жизнь). Но многие, особенно если это кадровые военные, уже не первый раз попадающие в подобную ситуацию, способны «обуздать» эмоции и разумно использовать имеющиеся средства защиты. Некоторые же проявляют слабодушие и под воздействием безудержных, ярких эмоциональных переживаний, находясь в состоянии аффекта, совершают нелепые, подчас весьма опасные для себя поступки, например, после очередного взрыва снаряда выскакивают из укрытия и бегут без оглядки «куда глаза глядят» по открытой, простреливаемой противником местности.
...
Сдерживающее влияние разума на эмоциональную сферу является волевым актом, позволяет человеку «держать себя в руках» и не становиться рабом собственных эмоций.
Так, в романе бывшего фронтовика Ю. В. Бондарева «Горячий снег» во время неожиданного налета вражеских самолетов солдаты и офицеры залегли, но несколько солдат, «не выдержав расстрела с воздуха, вскочили, заметались под истребителями, бросаясь в разные стороны». Эти-то, не сумевшие обуздать свой страх люди и оказались первыми жертвами вражеского нападения. «…Один упал, пополз и замер, вытянув вперед руки. Другой бежал зигзагообразно, странно оглядываясь то вправо, то влево, а трассы с пикирующего „мессершмитта“ настигли его наискосок, сверху, и прошли сквозь него, как раскаленная проволока; солдат покатился по снегу, крестообразно взмахивая руками, потом тоже замер; ватник дымился на нем».
Надо сказать, что обычные в условиях угрожающей ситуации ярко выраженные эмоциональные реакции могут отсутствовать у людей не только при достаточной информированности их о путях преодоления опасности, но и при неосведомленности об опасности и неумении прогнозировать ее приближение. Дети Мишель Флешар в романе В. Гюго «Девяносто третий год» проснулись в здании, первый этаж и чердак которого были охвачены огнем. Столпившиеся у дома люди и рыдающая, обезумевшая мать видят через окно, как трое малюток любуются ползущими по фасаду языками пламени, а лица детей при этом отражают лишь заинтересованность происходящим. «Там, где взрослым владеет страх, – отмечал В. Гюго, – ребенком владеет любопытство. Кто легко удивляется, пугается с трудом; неведение полно отваги». Но отвага ли это? По сути дела, это скорее заблуждение, обусловленное непониманием надвигающейся беды, неумением адекватно оценить ее предвестники. И потому вряд ли можно говорить об отваге человека, переходящего поле, не зная, что оно заминировано. Вряд ли можно говорить о героизме пассажиров воздушного лайнера, которые спокойно сидят в своих креслах, охваченные дремотой, или лениво перелистывают страницы иллюстрированного журнала, в то время как командир корабля радирует на землю о том, что в самолете обнаружена неисправность, делающая невозможной безаварийную посадку самолета.
Иногда, в частности, в последнем примере, неведение может стать благом, так как испуганные пассажиры способны лишь помешать пилотам совершить маневр, который позволил бы обеспечить минимальные повреждения самолета при посадке. Но гораздо чаще неведение вредит, ибо оно не дает возможности адекватно отреагировать на сложившуюся ситуацию и тем самым исключает активные действия, которые могли бы при этом быть полезны. Поэтому люди всегда стремятся к максимальной информированности, к предвидению будущего, создают экономические, политические, демографические, метеорологические и другие прогнозы, считая их необходимыми для оптимального решения самых разнообразных тактических и стратегических вопросов, которые ставит перед ними жизнь.
...
Столпившиеся у дома люди и рыдающая, обезумевшая мать видят через окно, как трое малюток любуются ползущими по фасаду языками пламени, а лица детей при этом отражают лишь заинтересованность происходящим.
Взаимосвязь между эмоциями и мыслительным процессом не исключает индивидуальных, личностных особенностей реакции человека в ответ на в принципе идентичные или сходные эмоциогенные ситуации. «Жизнь, – писал И. П. Павлов, – отчетливо указывает на две категории людей – художников и мыслителей. Между ними резкая разница. Одни – художники во всех их родах – писателей, музыкантов, живописцев и т. д. – захватывают действительность целиком, сплошь, сполна, живую действительность, без всякого дробления… Другие – мыслители именно дробят ее и тем как бы умерщвляют, делая из нее какой-то временный скелет, и затем только постепенно как бы собирают ее части и стараются их таким образом оживить, что вполне им все-таки так и не удается».
Люди художественного типа живут преимущественно эмоционально окрашенными, непосредственными впечатлениями. Мышление их носит характер конкретный и образно-эмоциональный. Наоборот, люди мыслительного типа воспринимают окружающую действительность скорее несколько абстрактно, теоретически. Поступки тех, кто руководствуется главным образом чувствами, нередко изобличают неуравновешенность, непоследовательность, ненадежность, они подчас всецело зависят от переменчивого настроения. Такие люди могут быть отзывчивы как на хорошее, так и на плохое; они несаморегулируемы, но зато могут быть довольно легко управляемы со стороны, легко внушаемы. Их можно найти как среди тех, кто с упоением слушает музыку Генделя и Баха, и среди тех, кто восторженно чеканит шаг под бравурные звуки неонацистского марша, среди гениальных актеров и восторженных зрителей. Представители крайнего «мыслительного» типа обычно логичны в своих поступках, но черствы, эгоистичны, окружающий мир воспринимают сухо, схематично. Такие люди часто трудны в коллективе, так как они, будучи обеднены в эмоциональном отношении, не могут понять нюансы психологического состояния окружающих их людей, а потому порой оказываются недостаточно тактичны с окружающими, не излучают «душевного тепла».
К счастью, крайние типы среди людей встречаются нечасто, большинство людей относится к промежуточному, среднему типу; но некоторое преобладание в психических процессах человека значимости проявлений мышления или эмоций можно отметить на каждом шагу. По этому признаку могут быть противопоставлены друг другу Дон-Кихот и Санчо Панса, Ленский и Онегин, Моцарт и Сальери, Манилов и Чичиков, Кирсанов и Базаров, Нагульнов и Давыдов…
Что предпочесть в человеке: чувства или мысли? Что для человека важнее? Мнения по этому поводу высказывались разные. Жан-Жак Руссо отдавал предпочтение чувствам. Г. Спенсер – разуму, утверждая, что в будущем человек утратит эмоциональное отношение к миру. Разногласия и споры на эту тему не потеряли остроты и в наше время. Об этом свидетельствует когда-то популярная дискуссия между «физиками» и «лириками».
